Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

Это, конечно, крайний пример, но часто бывает, что, когда подрастающий ребенок

нам ставит вопрос, мы на него не отвечаем. И не отвечаем, к сожалению, очень

часто не потому, что мы невнимательны к нему, а потому, что нам нечего

отвечать, мы сами никогда не думали.

Как-то я собрал группу родителей и детей, подростков. Взрослые ожидали, что

я проведу беседу, буду обращать внимание на детей, а родители будут павами

сидеть: они-де все знают. А я предложил детям: «Вот у вас есть вопросы—

ставьте их своим родителям, и посмотрим, что они ответят». И родители ничего не

смогли ответить. После чего реакция родителей была: «Как вы могли так с нами

поступить! Вы нас осрамили перед нашими детьми!» А со стороны детей другая

реакция: «Как было замечательно! Теперь мы знаем, что наши родители такие же,

как мы!» Это же трагично. Если бы родители следили за вопросами ребенка и

прислушивались, не считали их «детским лепетом», вопросом, который ребенок,

конечно, перерастет когда-то, то не оказывалось бы внезапно: «Ой, что я могу

ответить из моего опыта?!» А если вдруг обнаружишь, что тебе нечего отвечать,

то, может быть, кто-нибудь другой может ответить? Может быть, кто-то другой об

этом уже думал? И я уверен, что тут у родителей огромная ответственность. Они и

сами заглушили эти вопросы (или жизнь им не давала время думать, это тоже

бывает), и не следили за детьми в тот промежуточный период, когда можно было

шаг за шагом с ребенком идти. Мы часто так делаем: ребенок учится в школе, мы

вместе с ним учимся, чтобы ему помогать попутно. Но мы этого не делаем по

отношению к вере. К Закону Божию— да: вот тебе катехизис, вот тебе Новый

Завет, Ветхий Завет, все что хочешь; мы и сами, может быть, даже что-то знаем

об этом. Но не в знаниях дело, а в том, какие вопросы у него встают, откуда они

берутся. Некоторые вопросы берутся извне: товарищ сказал, или школа, или время

такое, атмосфера общая, а другие вопросы встают вполне добросовестно: как это

может быть? Я больше не могу в это верить! И часто нужно было бы сказать:

хорошо, что ты больше не можешь верить в такого Бога, в Которого ты верил,