Бога, Которого я вам буду проповедовать». Силуан снова спросил: «А что тогда

случается?» —«Они меня бьют и выкидывают вон из храма». Силуан тогда

посоветовал: «Знаешь что, ты достиг бы большего, если бы постоял, послушал, как

они молятся, посмотрел на их благоговение, а потом пригласил бы нескольких из

них посидеть на ступеньках храма и сказал бы: вот я видел, как вы молились, как

вы себя держали в присутствии Бога, расскажите мне о своей вере… И каждый раз,

когда кто-то из них скажет что-нибудь, что очень близко к истине, скажи ему:

как это прекрасно! Но знаете, одного не хватает в вашем представлении…— и

прибавь одну крупицу христианского мировоззрения. Тогда они обогатятся и

раскроются».

А когда человеку говорят: «Все, что ты говоришь, вздор» или: «Нечего мне от

тебя узнавать», конечно, он закрывается. И я думаю, что часто с детьми так

бывает. Я видел очень многих детей, которых именно так осаживали: «Какую

белиберду ты несешь!» Ребенок никогда не несет белиберду, ребенок всегда очень

серьезен. Но родители думают большей частью, что если он не говорит их языком,

не выражает их взглядов, то это вздор. Я не говорю, что ребенок всегда прав,—

конечно, нет. Я говорю о том, что часто его вопрос или несовершенное

представление, или то, как он видит вещи,— это дверь куда-то, а не

запертая дверь.

Я думаю, что можно, не ставя вопросов, а просто сидя вместе, рассказать

что-нибудь о себе, можно раскрыться сколько-то. Если ребенок, подросток на это

отзовется критически или просто не захочет слушать, это не важно. Ты с ним

поделился, он тебя будто не послушал, но он не мог не услышать, и где-то в

памяти это задерживается. Я глубоко уверен, что в памяти задерживается такое, о

чем мы не имеем даже представления. Я вам дам пару примеров. Я в детстве жил в

Персии и говорил по-персидски. Уехали мы, когда мне было почти семь лет, попали

на Запад, и через два года я не понимал и не мог сказать ни одного слова по-персидски.

Меня отдали жить в лицей, и когда я ночью бредил вслух, сны видел, я бредил на