расскажешь, это до его сознания что-то доводит— хотя бы то, что этот

чертенок, когда сделал попытку петь ангельскую песнь, через нее начал светлеть,

и оживать, и меняться.

И масса есть таких рассказов. Я могу рассказывать без конца из житий святых,

потому что я на них как бы воспитывался. И эти рассказы не тем меня интересуют,

будто это история. Например, когда говорят: «Вы себе представляете: этот святой

на расстоянии одиннадцати верст видел через стены своей кельи!»— меня это

не волнует. Если он мог вообще видеть через стены своей кельи, двадцать верст

или сто верст никакого значения не имеют. Есть рассказ из жизни французского

писателя Вольтера. Какая-то благочестивая женщина хотела обратить его к вере и

говорила: «Как же вы можете не верить в святого Дионисия Парижского? Его

обезглавили в одном конце Парижа, и он, взяв свою голову, прошел через весь

Париж и остановился на другом конце». И Вольтер ей ответил: «Знаете, в таких

случаях только первый шаг труден».

Православие и западный мир

Православие и западный мир72

Заметки

Меня часто спрашивают: почему в Англии, да и вообще на Западе появился такой

интерес к Православной Церкви и к православной духовности? И мне хочется это

немножко объяснить.

В своей религиозной жизни западный мир страдает, главным образом от того,

что из сердца эта жизнь перешла в мозг. Очень многое, что должно было бы быть

живым переживанием, живым опытом, стало рациональным. И первое, что поражает

западного человека, когда он встречается с Православной Церковью именно в

богослужении, это живое чувство верующих православных людей, которые стоят

перед Живым для них Богом, и молятся Ему, и общаются с Ним с живым чувством

трепета, любви, покаяния, порой ужаса— не в том смысле, чтобы мы

чувствовали, будто Бог ужасен, а в том, что Он так велик, что перед Ним можно

только пасть ниц, поклониться до земли в каком-то безмолвии души.

В Западных Церквах это бывает очень редко: западное богослужение стало

коротким, рациональным, умственно в значительной мере трудным или, в некотором

отношении, в некоторых общинах, убогим, а наше богослужение им кажется само по

себе целым переживанием. И действительно, человек в нашем богослужении охвачен

всецело: слова богослужения, написанные святыми, испытанные столетиями

религиозного опыта, молитвы, представляют собой умственно очень крепкий, ясный,