Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
в лицо усопшего человека и увидеть не ужас, а величие смерти.
Я вспоминаю один случай. Сколько-то лет тому назад в одном английском
городке после довольно многих лет страдания скончалась прекрасная бабушка. Ее
сын был русский, жена этого сына— англичанка. Это были мои друзья, я к
ним приехал, как только узнал о смерти бабушки. И вот вижу: все сидят в
гостиной, а детей нет. «Где же дети?» —«Мы их услали из дому».
—«Почему?» —«Но как же им быть в одном доме с мертвой бабушкой!»
—«А почему же нет?» —«Но ведь это может их потрясти на всю жизнь,
они будут душевно больны!» Я долго спорил и в конечном итоге добился, чтобы
детей вернули домой. Мать мне сказала: «Хорошо, возьмите их в комнату, где
лежит их бабушка, и пусть на вас будет ответственность за то, что они
переживут». Я этих детей взял (мальчику было пять лет, девочке— семь), мы
вошли, в комнате царила та торжественная тишина, которая окружает усопшего,
было сверхъестественно тихо. Девочка посмотрела в лицо своей бабушки, которую
она годами видела в страдании: морщины расправились, лицо было светлое,
спокойное, изумительно красивое, и девочка сказала: «Так, значит, это смерть!»
А мальчик прибавил: «Как это прекрасно!»
И вот это первое, что мы можем представить западному человеку: приди,
посмотри! Часто наши западные посетители мне говорят: «Но, конечно, вы своих
детей не подводите к гробу?» —«Конечно, подводим, чтобы они видели!»
—«И что говорят дети?» —«То же самое, что говорили эта девочка и
этот мальчик: „Как он спокойно лежит! Ему, значит, теперь уже и не больно, и не
страшно!“». И это остается на всю жизнь. Единственное, что может испугать
ребенка, когда он поцелует в лоб усопшего, это внезапное чувство холода: жизнь
ушла. И ребенка надо предупредить об этом, потому что иначе его охватит страх
перед этим холодным телом, а если он поймет, то увидит только величие смерти.
И это тоже нечто, что мы должны принести Западу: наше православное зрение,
наше православное переживание и понимание смерти.