Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
этот мальчик: „Как он спокойно лежит! Ему, значит, теперь уже и не больно, и не
страшно!“». И это остается на всю жизнь. Единственное, что может испугать
ребенка, когда он поцелует в лоб усопшего, это внезапное чувство холода: жизнь
ушла. И ребенка надо предупредить об этом, потому что иначе его охватит страх
перед этим холодным телом, а если он поймет, то увидит только величие смерти.
И это тоже нечто, что мы должны принести Западу: наше православное зрение,
наше православное переживание и понимание смерти.
Одно из самых чудесных богослужений в Православной Церкви— это
отпевание. Я говорил о том, какое глубокое впечатление может произвести на
человека лицезрение усопшего, ушедшего в божественный покой. А теперь я хочу
сказать больше о самом богослужении. Богослужение начинается словами, которые
можно произнести только из глубины крепкой веры или напрягая все силы своего
доверия к Богу, перерастая себя; перед лицом усопшего, перед гробом сказать: Благословен
Бог наш!— ответственное и страшное слово. Не всякий может его сказать
всем сердцем, ему придется порой бороться с собой, потому что боль, ужас не
смолкают от веры. Благословен Бог наш: благословен Он за жизнь, которую прожил
этот человек, но благословен Он и за его смерть.
Как же можно такие слова произнести? Благословен Бог за жизнь— да!
Ведь мы собраны у этого гроба не потому, что умер человек, а потому, что он
жил, потому, что он в нашей жизни оставил след, потому, что он посеял в нашем
сердце, в нашем уме семена, которые потом взрастут. Но как же сказать Благословен
Бог перед лицом смерти? Когда Христос стоял перед лицом Своей смерти, Он
сказал Своим ученикам не только то, что я уже упоминал: никто Моей жизни у Меня
не отнимает, Я ее свободно Сам отдаю (Ин10:18); Он сказал и другое: если
бы вы Меня по-настоящему любили, вы бы радовались за Меня, ибо Я отхожу к
Своему Отцу (Ин14:28). Мы о смерти всегда думаем как о разлуке, потому
что мы думаем о себе и об усопшем, мы думаем о том, что никогда больше не
услышим любимого голоса, никогда больше не тронем любимого тела, никогда не