он как бы говорил: «Смотри: это— я, это— мое тело, оно болит, оно

болеет! Мне страшно за него, и я тебе его доверяю. Я верю в твою добротность, я

верю, что ты будешь трогать его, будешь прикасаться к нему благоговейно,

почтительно, что ты будешь относиться к нему с любовью и чистотой, что ты это

тело спасешь, что ты меня, состоящего из этого тела и той живой души, которая

его вдохновляет, одушевляет,— что ты меня спасешь». Меня тогда поразило

отношение человека к своему телу, поразила та любовь, которую он проявляет к

этому телу.

И эту любовь, эту заботливость, это благоговейное отношение к телу мы

находим в православии, и это сказывается удивительным образом в службе

отпевания. Мы окружаем это тело любовью и вниманием, это тело— центр

службы, не душа только, но и тело. И действительно, если подумать: ведь ничего

нет в человеческом опыте не только земного, но и небесного, что не достигло бы

нас через наше тело. В земном порядке— ребенок воспринимает любовь своей

матери в ее объятиях, задолго до того, как он может это умом или сердцем осознать,

он чувствует, что любим: его ласково держат, его моют, его кормят, его гладят,

его греют, тело первое знает об этой любви, через тело этот опыт доходит до

сознания, когда оно просыпается. Через тело мы воспринимаем красоту мира, и

тепло, и жгучий холод, и крепость, и силу, и чувство жизни, через тело мы

воспринимаем брачную любовь, ласку матери, рукопожатие друга, сознание, что мы

стоим с нашим ближним плечом к плечу в борьбе, военной или гражданской, земной.

И вот это поражает западного человека: что тело не является как бы

изношенной одеждой, которую мы сбросили с плеч, из которой, как из клетки,

выпорхнула душа. Нет, это тело нам дорого и в смерти, оно прекрасно, оно любимо

даже тогда, когда его коснулась смерть и ожидает тление. И это отношение к телу—

один из даров православия Западу.

На похоронах православные люди стоят с зажженными свечами. Что это значит?

Свет— всегда знак радости, но радость бывает разная. Она бывает ликующая,