матери в ее объятиях, задолго до того, как он может это умом или сердцем осознать,

он чувствует, что любим: его ласково держат, его моют, его кормят, его гладят,

его греют, тело первое знает об этой любви, через тело этот опыт доходит до

сознания, когда оно просыпается. Через тело мы воспринимаем красоту мира, и

тепло, и жгучий холод, и крепость, и силу, и чувство жизни, через тело мы

воспринимаем брачную любовь, ласку матери, рукопожатие друга, сознание, что мы

стоим с нашим ближним плечом к плечу в борьбе, военной или гражданской, земной.

И вот это поражает западного человека: что тело не является как бы

изношенной одеждой, которую мы сбросили с плеч, из которой, как из клетки,

выпорхнула душа. Нет, это тело нам дорого и в смерти, оно прекрасно, оно любимо

даже тогда, когда его коснулась смерть и ожидает тление. И это отношение к телу—

один из даров православия Западу.

На похоронах православные люди стоят с зажженными свечами. Что это значит?

Свет— всегда знак радости, но радость бывает разная. Она бывает ликующая,

а бывает радость среди слез. Я говорил, что в смерти мы переживаем разлуку и

слишком часто забываем о том, что нас-то постигает разлука, но усопшего

постигает встреча: встреча лицом к лицу с Живым Богом. И вот, стоя с зажженными

свечами, с сердцем, разрывающимся от горя, с глазами, полными слез, мы все-таки

помним, что совершается самое торжественное, самое величественное, что может

случиться с человеком: встреча с Живым Богом. И в этом мы ему сопутствуем, мы

выражаем его радость, предстоя перед ним и перед Богом с зажженными свечами.

Но эти свечи говорят еще о другом. Свет— это знак жизни, это знак

победы над тьмой, над мраком. Когда мы стоим с этими свечами, мы как бы

безмолвно говорим Богу: этот человек зажегся в мире, в полумраке земном, как

светоч, он нам светил, приносил правду, приносил любовь, его присутствие разогнало

сколько-то той тьмы земной, в которой мы так часто не находим своего пути. Он

указал нам путь. Мы собраны здесь не только потому, что умер человек, любимый

нами, но именно потому, что он жил, и мы о его жизни свидетельствуем этим