«Он был мой защитник», – скажут другие. «Если же ты (жена) нуждаешься в защитнике, – замечает Златоуст, – и потому плачешь о муже, то прибеги к общему для всех Защитнику, Спасителю и Благодетелю – Богу, к этой необоримой помощи, готовому подкреплению, надежному покрову, вездесущему и отвсюду нас ограждающему» [709]. Мы лишились поддержки нашего ближнего, но у нас есть прочный союз с всемилостивым и всемогущим Богом.

«Скорблю и рыдаю, – скажут третьи, – потому, что на ушедшего возлагала я надежды свои. Муж мой, сын {стр. 300} мой подавал добрые надежды, и я ожидала, что он будет иметь обо мне попечение. Вот почему я сожалею о муже, вот почему о сыне, вот почему терзаюсь и рыдаю – не потому чтобы я не веровала в Воскресение, но потому, что стала беспомощной и лишилась покровителя, сожителя, сообщника во всем, утешителя». «Но тогда, – отвечают «Златые уста», – если скорбишь обо всем этом, тогда должно было бы тебе носить траур всю свою жизнь. Но поскольку траур твой длится всего один год, значит, ты свыкаешься с этим и уж не скорбишь ни об ушедшем, ни об утерянном покровительстве. Говоришь, что не можешь перенести разлуку с мужем или со своим сыном? Но разве это не доказательство маловерия? Ведь ты думаешь, что защищают тебя твой муж или твой сын, но не Бог. И именно это маловерие оскорбляет Бога. Поэтому он часто забирает от тебя этих твоих защитников, чтобы ты не связывала себя с ними так крепко, чтобы не возлагала на них надежды свои. Ибо мы принижаемся и забываем Бога, и поэтому милосердный Бог, независимо от наших желаний, привлекает нас в лоно любви Своей. «Не люби мужа больше, чем Бога, и никогда не испытаешь вдовства, а хотя бы оно и постигло тебя, не ощутишь его. Потому, что Покровителем ты имеешь Бессмертного, более любящего тебя (чем муж или твой сын)» [710].

Для человека Божия, как мы выяснили, настоящей смертью является грех. Именно эту истину подчеркивают святые отцы, утешая скорбящих о смерти своих близких. На ней заостряет внимание и Григорий Богослов, когда ему приходится утешать благочестивую свою мать Нонну по смерти отца: «Что же бывает с нашим естеством? Оно течет, сотлевает… Одна для нас жизнь – стремиться к жизни и одна смерть – грех, потому что он губит душу. Все же прочее, о чем иные {стр. 301} думают много, есть сонное видение, играющее действительностью, и обманчивая мечта души. Если же так будем рассуждать, матерь моя, то не будем и о жизни высоко, и смертию огорчаться чрезмерно. Что ужасного в том, что переселимся мы отселе в жизнь истинную, избавившись от превратностей?» [711]

«Ты проводил жену, мать детей? – спрашивает божественный Златоуст. – Зачем противишься Непобедимому, зачем предаешься безмерно скорби… Воспой хвалу, будь тверд, чтобы не оскорблять Бога и чтобы не умереть самому [712]… За все благодари Бога, если бы ты лишился и жены доброй и домовитой, может быть, Бог хочет привести тебя к воздержанию; призывает к большим подвигам, хочет освободить тебя от уз. Любомудрствуя таким образом, мы и здесь приобретем душевное равновесие, достигнем и будущих венцов» [713].

Умер муж, и одинокой осталась жена? «Я спрашиваю, – обращается ко вдове святой отец, – если бы ты имела мужа, во всем поступающего по твоему желанию, почтенного, ради которого и тебя всюду уважали и почитали бы, уважаемого всеми, умного и рассудительного, любящего тебя, если бы ты была с ним счастлива и прижила бы с ним дитя, которое потом, достигши зрелого возраста, умерло бы, – то неужели ты бы стала сокрушаться от скорби? Нет – потому что потерю восполнил бы более тобою любимый (муж). Так и в настоящем случае, если ты больше любишь Бога, чем мужа, то Он, конечно, нескоро возьмет его, а если бы и взял, то ты не стала бы горько скорбеть. Муж или сын был бы тебе защитою? А Бог разве не печется о тебе?.. Что ты получила от мужа? Если он и оказал тебе какое–либо {стр. 302} благодеяние, то сделал это, наперед будучи облагодетельствован тобою. О Боге никто такого сказать не может. Бог не потому благотворит нам, чтобы воздать за наши прежде Ему оказанные благодеяния, но, не имея ни в чем нужды, по одной Своей благости благотворит роду человеческому. Он обещал тебе Царство, даровал Жизнь Вечную, славу, братство, усыновление, сделал сонаследником Единородного (Сына Своего), и ты после стольких благ вспоминаешь еще о муже… Что такое он даровал тебе? Болезни, чадородия, труды, оскорбления, частые укоризны, выговоры и огорчения. Но, с другой стороны, говоришь, он наряжал тебя в дорогие одежды, возлагал на лицо твое золотые украшения, заставлял всех уважать тебя? Но если ты захочешь, Бог украсит тебя украшением гораздо лучшим, нежели умерший. Честность более украшает женщину, нежели золотые уборы. Есть у этого Царя одежды, но не такие, а гораздо лучшие… Видишь ли, что причина плача не во вдовстве, а в неверии? Но ты скажешь, что после смерти отца дети становятся не столь знаменитыми? Сколько укажу тебе воспитанных вдовами и приобретших известность! Сколько, напротив, таких, которые воспитывались при отцах и между тем погибли… Если будем судить правильно, то ничего не найдем такого, что могло бы нас огорчать, – завершает свой совет святой отец, – ты разлучена с мужем, но соединена с Богом, не имеешь собеседника, равного тебе раба, но имеешь Господа» [714].

«Рассечением на части» называет разлуку мужа с женой в результате смерти Василий Великий. Опечалился и возопил святой отец, как сам он пишет супруге Врисона, когда узнал о его смерти. В этом письме святой отец выказал полное понимание горя вдовы умершего, именуя случившееся «тяжелым и неудобовыносимым» для души женщины «по природе доброй и по мягкости нрава {стр. 303} склонной к состраданию». Он утешает вдову напоминанием о том, что «по законоположениям Бога нашего вступившему в бытие надобно в определенное время расстаться с жизнью. Потому, если таков был порядок для человечества от Адама и до нас, не будем негодовать на общие законы естества, а примем это о нас распоряжение от Бога». Напоминая вдове о том, что муж ушел во цвете лет, не обезобразив тела своего болезнью, святой отец советует утешаться тем, что ей была оказана честь прожить с таким мужем, потеря которого станет ощутимой для всей Римской империи. Пусть же его жена преисполнится добродетели своего мужа, и это послужит ей утешением. «И дети твои, как живые изображения, да утешают тебя в отсутствие возлюбленного. Посему занятия их воспитанием пусть развлекают душу твою в печали. А также прилагай попечение о том, как остальное время жизни своей провести благоугодно Господу… чтобы мы могли представлять тебя в пример и сама бы ты служила хорошим образцом добродетельной жизни» [715].

Иоанн Златоуст также открывает сердце для великой любви своей, чтобы утешить молодую вдову из знакомой ему семьи. С безграничным пониманием святой отец утешает вдову доброго и замечательного своими доблестями в эпоху Фирасия человека, говоря ей: «…тебя смущает не название вдовы, а потеря такого мужа», который был любезным, смиренным, кротким, искренним и благочестивым. «Но если бы он совершенно разрушился и превратился в ничто, тогда следовало бы скорбеть и сокрушаться. Если же он приплыл в тихую гавань и переселился к своему Истинному Царю, то об этом должно не плакать, а радоваться… Но ты, может быть, хочешь слышать слова мужа и наслаждаться дружбою с ним, желаешь по–прежнему обращаться с {стр. 304} ним и пользоваться бывшею при нем славою, блеском, почетом и спокойствием, а потеря всего этого смущает и омрачает тебя? Любовь к нему ты можешь сохранять, как прежде… Если же ты желаешь и видеть его лицом к лицу, то соблюди ложе его недоступным для другого мужа, постарайся сравняться с ним по жизни, и ты, конечно, отойдешь отсюда в один и тот же с ним лик и будешь жить с ним не пять лет, как здесь, не двадцать или сто, даже не тысячу и не две… но беспредельные и бесконечные веки»… Но ты скажешь, что он мог достичь еще большей славы и тогда ты имела бы защиту? Однако сколько «из царствовавших в наш век… окончили жизнь обыкновенною смертью?» Обычно на них обрушивается насильственная смерть, погружая их жен в глубокую скорбь… Может быть, ты хочешь, чтобы осталось в сохранности то имущество, которое он тебе оставил? Но разве не можешь ты отослать его на Небеса к мужу своему? Тогда ты и здесь будешь под защитой, и там после смерти найдешь свои сокровища… Посему, – завершает святой Златоуст, – оставив слезы и рыдания, старайся жить так, как он жил, или еще лучше его, чтобы, сравнившись с ним по добродетели, тебе поселиться в одной с ним обители… на бесконечные веки, и не этим союзом брака, но другим, гораздо превосходнейшим, ибо этот (брак) есть только союз тел, а тогда будет соединение души с душою, гораздо теснейшее, приятнейшее и превосходнейшее» [716].

«Неужели мне не оплакивать моего сына?»

Но где боль скорбящего человека особенно тяжела и где плач не утихает – так это в семье, где умер ребенок. А если этот ребенок единственный, тогда горе безутешно, муки безмерны, боль глубока. Но и в этом случае {стр. 305} богоносные отцы предстают прежде всего как любящие и понимающие утешители родителей.

Давайте послушаем, как божественный Златоуст утешает отца, который потерял сына и восклицает, преисполненный горем: «Был у меня единственный сын, красивый и благородный. Он был продолжением рода моего, наследником состояния моего, опорой старости моей, он был отпрыском рода моего, весь приятный на вид, кроткий, обходительный, ласковый, желанный для своих и чужих… И вот он–то, будучи таковым, внезапно вырван у меня из рук. Неужели мне не оплакивать этого сына? Неужели не скорбеть о нем? Неужели мне не беречь его как зеницу ока? Я совершенно не в состоянии сделать это, и хотя ты представил мне бесчисленное множество доказательств, – продолжает безутешный отец, – привел бесчисленное множество доводов для убеждения меня в том, что родителям не следует оплакивать своих детей, ты не убедишь меня». Велико, тяжело и понятно горе отцов и матерей, вызванное утратой их единственного сына. «Но я совсем не говорю тебе этого, – отвечает святой Златоуст, – я знаю рыдания отцов, стоны матерей, одолевающую их беспредельную печаль, знаю их любовь к детям и силу воображения, как они живо рисуют пред собою отсутствующего сына, как будто был он тут пред ними, со слезами представляют себе его образ, свойственные ему слова, жесты и все поступки» [717].

За этим проявлением понимания и сочувствия боли скорбящих родителей следуют утешение и укрепляющие слова, опирающиеся на истину Божественного Слова. Василий Великий в письме к отцу по поводу смерти его сына, юноши, обучавшегося в училище, так обращается к скорбящему родителю: «Ты скорбишь… но не плачь об усопшем, ибо не земля скрыла от нас возлюбленного, но прияло его Небо. Бог, Который распоряжа{стр. 306}ется нашею судьбой, узаконяет для каждого пределы времен, вводит нас в жизнь сию, – Сей Самый Бог и преселил его отсель. У нас есть урок в самом избытке бедствий, это пресловутое изречение великого Иова: «Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!» (Иов 1, 21) [718].

А вот что добавляет к утешительным словам Василия Великого святитель Иоанн Златоуст: «Не человек взял сына твоего, но Бог, Который сотворил его, Который более тебя печется о нем и знает, что ему полезно, а не враг какой–нибудь или человек недоброжелательный. Вспомни, что многие дети, оставшиеся в живых, делают родителям жизнь не в жизнь. Но, скажешь, доброде тельных не видишь! Вижу и их. Но состояние сына твоего надежнее, нежели их. Они теперь заслуживают похвалу, но конец их неизвестен, а за него тебе уж не надо бояться и трепетать, чтобы с ним чего–нибудь не случилось» [719].