После чтения Апостольских отрывков, говорящих о надежде на воскресение, трижды поется «Аллилуия». Это значит, согласно Симеону Солунскому, что грядет Господь и возвещает Второе Свое Пришествие, во время которого все воскреснут из мертвых. Так что «Аллилуия» является как бы знаком Пришествия Бога, проповеди Страшного Суда Его и нашего Воскресения из мертвых, которое Он совершит. Во время чтения Апостольских отрывков совершается каждение в знак благодати, кото рая будет дарована усопшему как верному чаду Церкви Христовой [824].

После «Аллилуия» и стиха «Блажен избранник Твой, Господи» читается отрывок из Евангелия от Иоанна (5, 24–30). В этом чтении Господь уверяет нас, что вся кий внимающий и следующий Его Божественному уче{стр. 365}нию, всякий, кто верит в Бога Отца, обладает с того момента, как начал верить, Вечной Жизнью. Те же, кто духовно мертвы по причине грехов своих, но горячо внимают гласу Сына Божия и исполняют все, к чему Он призывает, удостоятся новой духовной и Вечной Жизни. Ибо Господь несет в Самом Себе жизнь, полученную от Бога Отца. Соприсносущный, собезначальный и единосущный Богу Отцу Сын является Источником Жизни, подавая жизнь из этого неиссякаемого источника. Поскольку же как Мессия Он стал Человеком, то в Его власти и суд над людьми. И час этого всеобщего Суда близится. И как только раздастся глас Сына Божия, призывающий мертвых к Воскресению, тотчас все восстанут из гробов. И те, кто творил добро во время своего земного бытия, воскреснут, чтобы наслаждаться блаженством Вечной Жизни. Те же, кто творил зло, воскреснут, чтобы прийти на Суд. «Всех людей, – говорит Господь, – Я буду судить со всей справедливостью, ибо Я сужу так, как велит Бог Отец Мне – Сыну Его, ставшему Человеком, и не ищу Моей воли, но воли Отца Моего, пославшего Меня в мир, и потому праведен будет сей Суд. Ибо у Меня как Сына и Слова Божия, соприсносущного Богу Отцу, нет Своей особенной воли, но есть одна единая воля Отца и Сына» [825].

Вместо этого отрывка может также читаться отрывок из того же Евангелия (Ин. 15, 17–24), где Господь призывает учеников любить друг друга. «Мир, – говорит Он, – будет вас ненавидеть, но помните, что Меня он прежде возненавидел. Он ненавидит вас, потому что вы не грешите вместе с ним. И не удивляйтесь этой ненависти, ибо если Меня гнали и преследовали, то и ваше слово будут попирать. Разумеется, вы ни в чем не виноваты пред ними. Но достаточно того, что вы верите в {стр. 366} Меня. Поскольку у них нет истинного знания о Боге, пославшем Меня в мир, то естественно для них поступать так, как они поступают. Однако это незнание не оправдывает их в тяжких грехах. Ведь Я пришел, сказал им и доказал делами Моими, что Я – Мессия. Поэтому их грех поистине велик. Тот же, кто ненавидит Меня, ненавидит и Отца Моего, пославшего Меня. Если бы Я не сотворил между ними стольких чудес, каких до сих пор никто не совершал, то не имели бы греха. Теперь же нет им оправдания. Ибо дела Мои они видели, однако возненавидели Меня и, следовательно, и Отца Моего».

Эти Божественные истины, произносимые в мирной и склоняющей к размышлению тишине храма, когда готовый к погребению покойник лежит перед нами среди цветов, венков и благовоний, среди свечей, в мерцающем свете лампад, когда поются волнующие песнопения, созданные душами, черпавшими вдохновение из неиссякаемого источника, каковым является таинство смерти, наилучшим образом приготовляют нашу душу к встрече с Христом.

После чтения отрывков из святого Евангелия иерей произносит ту же молитву, содержащую «Трисвятое», которая, как уже говорилось, читается перед тем как тело покойного будет внесено в храм [826].

Прощание и последнее целование

After the priest's prayer for the repose of the deceased (or a special prayer of the bishop, if he participates in the burial), the dismissal of the Burial Rite is pronounced. The priest turns to the immortal King, Who has risen from the dead and rules over life and death, that is, to Jesus Christ, beseeching Him to place the soul of the departed in the eternal abodes of the righteous, in the bosom of the patriarch Abraham, and to rest him with the saints. As for us, who continue the path of a difficult life, the priest beseeches God to have mercy on us, for He is good and a lover of mankind. For all of us, the priest asks for the intercession of the Mother of God, the Holy Apostles, the Holy Fathers and the three patriarchs – Abraham, Isaac and James, as well as the holy and righteous friend of Christ Lazarus.

The prayer of dismissal, which again inspires hope for the resurrection and gives an unlimited perspective of the length of human life, is followed by another prayer: "Eternal memory to you, blessed and ever-memorable brother of our soul." The priest pronounces this prayer three times, then the singers repeat "Eternal memory" three times. According to Symeon of Thessalonica, this is the "permission" of the deceased. This solemn exclamation signifies that the deceased is at rest with the saints, that he is a worthy successor to them and their faith, as he appeared through his life in the name of this faith. This is what we believe when we sing "Memory Eternal," handing over the deceased into the hands of the ever-living God. "Absolution" is our prayer for the fate of the departed, the prayer of those who accompany him as a victor to eternal joy in the Lord. This prayer is our gift to the deceased, who gives his body and soul to the Creator [827].

After the farewell and prayer of absolution, the moment comes to pay our last respects to the deceased. The funeral service here also indicates to us how Christians should bid farewell to the deceased. This is a very powerful and truly human form of expressing feelings. Our separation from our brother, although temporary, since we await the Resurrection of the dead, is always and for all sorrows. And religious hymns not only make it possible (of course, according to the Christian measure) to express our sorrow, but clothe it in a God-pleasing and spiritually beneficial form. Of these twelve hymns, unfortunately, only ... First! However, all of them are extremely moving. "What a parting, O brethren! – the hymnographer cries out in the second hymn. "What weeping, what weeping at this hour! Come, kiss him who has been with us for only a short time!" "Behold, he is forsaken by his kinsmen," says the first hymn, "and hastens to the grave, he will no longer bother about the things that are vain, and about the flesh, which is full of many passions. Where have relatives and friends gone now? In general, all these hymns sung during the last kiss remind us of the transience of all earthly things, of the transience of human life. They ask us exciting questions: "What were we? Are not all ashes the same?", and conclude with a precise, exhaustive answer: "Verily, everything in life is vanity and corruption; Everything is a ghost, everything is unworthy of glory. We will all disappear, we will all die..." However, in the call: "Give the deceased the last kiss," one hears, first of all, the excited request of the deceased himself for our prayers, that the Just Judge would show him His mercy. And we, fulfilling the will of our brother, beseech the Savior to give rest to his soul [828].

Kissing is an act of expressing human love; it is a deep need of the soul, recognized by the Orthodox Church by virtue of the spirit of love for the human race inherent in her. Kissing also has a mystical meaning, emphasizing that our departed brother is desirable and worthy of the honors accorded to pious people [p. 369], since he ended his life unswervingly following the path of God. We encounter the custom of kissing in the era of persecution of Christians, that is, in those times when the Burial Rite had not yet been formed. It is known, for example, that Origen gave Christian martyrs a kiss before their tortures. Later, the custom of giving a kiss after death was established. Beginning with the IV-V centuries, we encounter the custom of kissing at the end of the Burial Rite, as is customary today. There are indications of this in many lives of saints.

For example, it is said about the abbot of the monastery of St. Sava in Palestine, Agiodoul:

"When he (Agiodoulos) was the abbot of the Lavra of Blessed Gerasimos, one of the brethren there died, but the elder did not know about it. The canonarch struck the beater so that the brethren would gather to carry out the deceased. The elder also came and, seeing the body of his brother lying in the church, he was saddened that he did not have time to say goodbye to his brother before his death. Approaching the bed, he addressed the deceased with the words: "Arise, brother, and give me the last kiss." The deceased got up and kissed the elder. "Now rest," said the elder, "until the Son of God comes and resurrects you!" [830] Also from the Life of John the Faster, Patriarch of Constantinople († 595, Comm. 2 September), we learn that he, already dead, rose and kissed Nilus, who had come to give him his last kiss [831]. St. Athanasius of Athos (10th century) during the funeral service in the monastery of the Great Lavra, after the end of the funeral hymns, approached the deceased, gave him the last kiss and then escorted him to the grave. These cases confirm that giving the last kiss was considered the duty of the living towards the deceased. That is why this custom is included in the Funeral Rite.