Святитель Феофил Антиохийский (III в.), отвечая на критику христианства, пишет своему другу, язычнику {стр. 94} Автолику, что через физическую смерть Бог оказал человеку «великое благодеяние», ибо таким образом ограничивается время греховного состояния человека. Смерть служит гарантией тому, чтобы человек «не был вечно связан грехом» [232]. Святитель Григорий Нисский высказывает эту истину еще более ясно, с присущей ему философской рассудительностью и проницательностью: чтобы не увековечилось зло, которое развилось в душе человека, «сосуд», то есть тело, на время разрушается смертью; и это есть милость мудрой Благости и человеколюбивого Промысла Божия [233].

Брат святителя Григория Нисского, Василий Великий, подчеркивает, что виновны в смерти мы сами, а не Бог. Бог не воспрепятствовал нашему разрушению, то есть отделению души от тела, чтобы «самого недуга не сохранить в нас бессмертным» [234]. Так грешный человек не останется навеки живым трупом из–за отделения его от Источника Жизни – Бога. С этой точки зрения телесную смерть нужно рассматривать не как наказание или восстановление Божественной справедливости, но как выражение Божественной любви [235]. Смертью человеколюбец Бог более исцеляет, чем наказует человеческую природу, которая впала в грех [236].

{стр. 95}

Святитель Кирилл Александрийский идет еще дальше и пишет, что Божественный Законоположник телесной смертью прерывает путь греха и этим способом утверждает «человеколюбивое наказание». Поскольку Адам согрешил и понес наказание, которое ему предрек Создатель, Всеблагий устраивает дела так, чтобы наказание обернулось спасением! Поэтому смерть «разрушает эту тварь (человека), и прекращает действие пагубы», и в то же время освобождает человека от страданий; она освобождает его от трудов, изгоняет «горести и помыслы» и кладет «конец» различным страстям телесным. Завершая свои рассуждения, святитель восклицает в восхищении: «С таким человеколюбием соединил Судия наказание!» [237].

Другой каппадокийский отец, «уста богословия», отмечает, что человек с телесной смертью получает прибыток. Хотя смерть была дана ему как наказание, это событие в конце концов обратилось в благодеяние. Ведь через телесную смерть пресекается грех, «чтобы зло не стало бессмертным». Таким образом, наказание Божие восходит в человеколюбие. И далее святитель добавляет: «Ибо так, в чем я уверен, наказывает Бог» [238].

Божественный Златоуст, размышляя об изгнании Адама из Рая и лишении его блаженной жизни, говорит, что Бог сделал это по Своему великому человеколюбию. Адам в Раю не проявил воздержания, он был побежден. Его пребывание там явило «образец большого невоздержания». Существовало опасение, что он осмелится вкусить от плода «древа жизни». Но тогда смертный человек {стр. 96} мог бы стать бессмертным и вместе с ним стало бы бессмертным и зло! При этом Адам сделался бы невыносимо несчастным, будучи бессмертным и в то же время продолжая грешить. Ибо грех тогда не совершался бы временно, с тленным и смертным телом, но совершался бы вечно, поскольку тело, как орган души, было бы вечным и бессмертным. Следовательно, изгнание Адама из Рая было «более Божественной заботой, чем негодованием». И Златоуст заключает со свойственной ему афористичностью: «Благодетельно установлена смерть!» [239] В другой своей беседе, толкуя слова Псалмопевца: «Обратись душе моя в покой твой, яко Господь благодействова тя. Яко изъят душу мою от смерти» (Пс. 114, 7–8), – он утверждает, что хотя смерть вошла в мир из–за греха, Бог обратил ее ко благу для людей [240]. И в другом месте, снова обращаясь к тому же стиху псалма, он говорит: «Бог называет смерть «благодеянием, а ты сетуешь». Если кто и должен был бы плакать, то только диавол, поскольку мы благодаря смерти идем к большему благу. Ибо смерть – это покой и «тихое пристанище» [241].

С телесной смертью «человеческое тело гниет и разрушается. От его телесной сущности остается лишь немного праха. Человек оставляет свое тело, собрата души, в малом клочке земли». Но «через смерть умерщвляется грех, зло не становится бессмертным. О мудрость и милосердие Божие! Грех порождает смерть, а смерть убивает грех!» [242] Вот почему наша Святая Церковь напоминает нам в молитве Последования погребения эту {стр. 97} великую истину: смерть в конечном счете есть благодеяние, «ибо зло не может стать бессмертным» [243].

Смерть усмиряет наше тщеславие

Царственное положение человека в видимом мире стало его ахиллесовой пятой. По наущению диавола человек дерзнул последовать иным путем, чем тот, который ему предписал всемудрый Бог. Если бы первозданные остались верными Владыке Богу и старались быть мудрыми и смиренными, они не потеряли бы своего царственного достоинства, не лишились бы той чести, которой их удостоил Бог [244]. К сожалению, свободу от страстей и отсутствие смерти они не почитали как дары благодати Божией. Они расценили это как преимущества для достижения богоравенства тем путем, который им указал человекоубийца диавол.

Давайте проследим, что говорит по этому поводу святитель Иоанн Златоуст. Поскольку Адам «не сумел воспользоваться благополучием, но оскорбил своего Благодателя» и счел обольстителя диавола более достойным доверия, чем Бога, возвеличившего его; поскольку он ценил себя выше, нежели следовало по его возможностям, и посягнул стать богом своими собственными силами, то вмешалось Божественное научение, чтобы предохранить его от большего крушения и от непоправимой катастрофы [245]. И, как видите, план Божественного Промысла таков, чтобы человеческая природа могла восстановиться. Человек стремился перейти границы, внутри которых ему следовало пребывать, и Бог с любовью снова водворяет его в безопасные пределы. Он {стр. 98} делает тело тленным «для блага души, дабы смирить гордость и низложить высокоумие ея» [246].

Бог действует таким образом не потому, что ненавидит Свое творение иди питает к нему отвращение, но потому, что заинтересован в нем, и этими мерами препятствует в корне «пагубе и губительной гордыне», которыми была отравлена человеческая душа. Святитель Иоанн Златоуст представляет, как Бог объясняет Свое действие по отношению к человеку: «Я тебя призывал к большей чести, ты же, проявивший себя недостойным дара, изгоняешься из Рая. Несмотря на это, Я тебя не презрю, но буду исправлять твой грех и возведу тебя на Небо. Поэтому Я попускаю тебе умереть; Я оставляю твое тело гниению и тлению. Ты же, видя все это, поймешь свое бессилие, свое земное начало, свою малость и не будешь «воображать о себе» и «мечтать» более надлежащего о себе» [247].

Действительно, «в хладном покое могилы заканчивает человек свою жизнь, хоронит свои мечты и труды, свое горе и страдание». При телесной смерти «груда земли торжествует над существованием, глумится над жизнью. Хотя мир продолжает свой путь, когда творение поражено […], владыка земли, господин творения, главное действующее лицо на сцене истории, беспощадно умещается на клочке земли, которым закончится его лихорадочная жизнь и бурная деятельность!» [248]. Итак, смерть заставляет нас осознать нашу незначительность и ничтожность. Она ограничивает и сдерживает наше высокомерие и эгоизм. Если бы наши тела не были подвластны тлению, во многих оставалось бы тщеславие, «худшее из всех зол». Мы видим смерть, видим {стр. 99} червей, обоняем зловоние, и даже при этом многие из нас осмеливаются провозглашать себя богами! Что же могло бы случиться, если бы всего этого не произошло? [249]Следовательно, наша подверженность тлению и смерти имела целью держать нас в смирении.