- Совсем?

- Совсем. Полтора года. Ребята, которые в поле работают, то сенца себе могут привезти, то зерна. А я? В шесть утра уезжаю - и на нефтебазу в Никифоровку. Сто верст туда, сто - обратно. Приезжаю вечером. Без выходных. Ни тетке помочь с огородом, ни для хозяйства чего сделать. Вот ты говоришь

- завтра мать в больницу везти. А я не могу.

- И отпроситься нельзя? Все равно задаром работаешь.

- Отпроситься? А у нас один бензовоз на все товарищество это гребаное. Сев идет. Потом покос. Потом уборка. И так цельный год.

- Что же вы не боретесь? За права свои?

- Это негры американские борются, а мы хуже их. С кем бороться? Председатель себе хоромы построил, кучкой прихлебателей окружился, а в район бесполезно жаловаться: он и начальника милиции кормит, и прокурора. Они сюда на охоту приезжают, мясо регулярно в Старое им на квартиры возим. С другой стороны, у кого похороны или свадьба, или сына в армию - идут к председателю, он выписывает мяса, денег дает.

- Да... Но ведь вы, по уставу вашему, его переизбирать должны. Взялись бы миром...

- Миша, где у нас в деревне мужики? - присоединилась к разговору тетка Лена.

- Не встревай, тетка, - недовольно поморщился Иван.

- И встряну. Правду гуторю. Где они, мужики? Кто в деревне остался? Проходимцы да пьяницы. Или такие непутевые, как Ванька наш. Таких у нас в Поповке много. Они тихие, слова супротив начальства не скажут. Зато вот за столом - они герои.

- Да не считаю я себя героем.

- И правильно. Вон у нас в соседней Степинке старообрядцы живут. У них тоже начал председатель озорничать да людей обижать - пришли к нему на квартиру вечером человек пятнадцать...

- Да брешешь, тетка. Пятеро их было. Я их всех знаю.

- А хоть и пять. И сказали своему председателю: баловать с народом будешь - вмиг порешим. И ни одна милиция тебе не поможет. А нас всех все равно не посодют.

- Это точно, - кивнул головой Иван. - В Степинке серьезные мужики. У нас другой народ... А вот поди, рассуди: тихий народ, тихий, а друг другу пакости делаем. Ты заметил, я машину внутри двора ставлю?

- Что так?

- Воруют. Сняли у меня передние зеркала, представляешь? Да разве когда такое было?

- Грустные вещи ты, Иван, рассказываешь.

- Знамо, грустные. Комбайны теперь в мастерских не оставляют - к дому подгоняют. Иначе все разберут, до колесика.

- Вот так, Мишенька, и живем, - подвела итог тетка Елена. Но как ни сочувствовал своим родичам Киреев, на душе все равно было хорошо. Будто и не было огромной и суетливой Москвы и будто он вновь - молодой паренек, у которого вся жизнь впереди.