- Мы тоже.

- Признаюсь, я заинтригован.

- Воронов Николай Николаевич. Это мой папа.

- Воронов, Воронов... Да в Старгороде половина Вороньей слободки и Пугачевки - Вороновы.

- Он литературу в школе преподавал.

- Николай Николаевич?! Вы его дочь?! Радость Киреева была столь бурной, что Софья даже растерялась поначалу. Впрочем, ей это польстило. Все шло как нельзя лучше.

- Надо же! Вот так встреча. Удивительный человек был ваш папа, удивительный. Да и маму вашу вспоминаю. Григорьева Маша, правильно?

- Да.

- Я в классе седьмом учился, а Николай институт закончил. Точно, он в школе работал. Мне не забыть, как он однажды организовал факельное шествие, посвященное 9 Мая. У вашего папы друг был, он у нас в школе историком работал. Славную штуку они придумали. Если помните, мемориальный сквер у нас находится как раз между Новоюрьевском и Старгородом. Из старгородской школы вышла одна колонна, из нашей школы - другая. Мы тогда всем классом факелы делали. Представьте себе картину. Поздний вечер, часов одиннадцать. Две огненные реки движутся навстречу друг другу, затем они сливаются. Возле памятника Неизвестному солдату образуется огромный огненный круг. А потом мы все пели. Без приказа, без репетиций, просто взяли - и запели. "Катюшу", "Темную ночь", "Землянку"... А потом ваш отец опустился на одно колено, и мы все за ним. Наступила тишина - минута молчания. Только искры с треском уносятся в темноту. У меня тогда комок в горле стоял...

- Папа рассказывал, что ему за это выговор объявили. И из комсомола едва не исключили - нашлись люди, которые сказали, что это шествие - пропаганда фашизма.

- Дураки у нас неистребимы.

- Папа тоже так говорил. А мой дядя, его старший брат, как-то сказал, что только в нашей стране могла родиться мудрая мысль о сверчке, который должен знать свой шесток.

- Но ведь ваш папа таким сверчком не был.

- Не был, - Софья вдруг засмеялась. - Впрочем, как сказать. Мама его сверчком звала.

- Это вам Николай Николаевич говорил?

- Нет, конечно. Со мной о маме он мало говорил. Это тетя Вера вспоминала.

- Сверчок, - задумчиво протянул Михаил Прокофьевич. - Хорошо. Правда, хорошо.

- Мне тоже нравится. Сразу что-то давнее вспоминается. Русское. Деревянный домик, печурка...

- За окном вьюга. И сверчок поет свою песню.

- Точно. Папа любил все это. Даже ложки деревянные собирал, посуду старую. Тетя Вера только кувшинами папиными пользуется, другие вещи на ее чердаке лежат.

- Теперь я понимаю, почему вы Маслова любите. И даже вижу...