К вопросу о нравственном

Когда один древний мудрец взял на себя труд "рассмотреть в мудрости", то есть узнать истину о всем совершающемся под солнцем, то он пришел к такому заключению, которое, вероятно, казалось очень странным для его современников.

Он заявил откровенно, что вся жизнь человеческая на земле - положительная суета, люди "упражняются в ложных попечениях", нет ничего такого, что можно было бы признать действительно ценным, - словом, происходит какой-то круговорот, в котором нет ничего нового (Еккл.1). Каким путем этот мудрец пришел к подобному заключению, как он узнал эту истину, он не говорит, и поверили ли ему современники его - тоже неизвестно. Ясно только, что мудрец этот смотрел на человека и на жизнь, как она проявляется, совершенно иначе, нежели его современники, подобно тому как другой древний же мудрец, живя среди людей и, без сомнения, имея с ними общение, в то же время с фонарем искал человека (Диоген). Все это было бы странно и могло бы казаться непонятным и смешным, если бы нельзя было усматривать в этом только более резкого выражения той истины, что люди должны изменить свою жизнь, что они живут не так, как следует жить человеку. Эти мудрецы как бы говорили, что всякое живое существо живет и действует сообразно своей природе, и только один человек живет не своею жизнью, так что трудно отличить его от других живых существ. Прийти же к этой истине, очевидно, возможно было не иначе, как только путем глубокого изучения самого человека, через познание истины о нем и представление такой жизни, которая и была бы истинно человеческой жизнью.

Этой истины о человеке и вытекающей из нее должной практики жизни, в сущности, ищет каждый человек, и каждый находит ее по-своему. Каждый человек, пока деятельность его сохраняет характер сознательности и совершается не механически, под давлением страстей или привычки, непременно имеет некоторые нормы своего поведения, по которым только и стремится осуществлять свою деятельность. Этой же истины о человеке ищут и так называемые учители жизни и сообразно с тем, в чем они ее находят, предлагают свою практику жизни как должную норму для деятельности, соответствующей природе и интересам человека. Все это говорит о том, что человек, по общему убеждению людей, и в своем собственном состоянии является не только пассивным носителем жизни, которую он, подобно другим животным, получает по независящим от него обстоятельствам, но и деятельным строителем ее; что в его глазах не все имеет одинаковую ценность и не все может служить желательным мотивом его деятельности.

Оценка же эта, очевидно, может производиться не в отношении к чему-либо иному, а только в отношении к самому же человеку, так как человек иначе и не может добровольно побуждать себя к деятельности, как только при условии осознания ее ценности для себя самого. Конечно, определение для себя ценностей обусловливается теми понятиями, какие человек имеет о себе, как он сознает себя в этом мире, но в чем бы он ни полагал для себя эти ценности, он будет считать их как нечто желательное для себя и ими определять свою практику жизни.

Таким образом, то, что человек считает для себя ценным и что имеет для него интерес, и является мотивом его добровольной деятельности и сообщает ее содержанию свой характер. Но так как истинное понятие о человеке необходимо должно быть одно, то и истинная ценность, ради которой каждый человек должен раскрывать свою деятельность, тоже должна быть одна для всех людей, в силу одинаковости их человеческой природы. И эта ценность не может уже придумываться человеком, а должна указываться самой природой человека и потому являться не только желательным мотивом действий, а природным и обязательным, если только человек хочет быть человеком, и жить по-человечески, и находить смысл своей жизни. И это сознается человеком, и сознание этого выражается у человека существованием особого рода оценки человеческих действий - так называемой нравственной оценки. Эта оценка прилагается исключительно только к действиям человеческим и ставит человека в исключительное положение в ряду живых существ. В этой оценке действия человеческие различаются не только как полезные или вредные, красивые или безобразные (что приложимо одинаково и к проявлениям инстинктивной жизни животных и к явлениям стихийных сил природы), но различаются как добрые или злые, нравственно одобряемые или порицаемые. При этом открывается, что в общечеловеческом употреблении понятие "нравственного" является тождественным понятию "должного", соединяется с представлением некоторой узаконенной нормы, которая требует свободного и неуклонного проведения ее в жизнь.

Человек, совершивший какой-нибудь нравственный проступок сознательно, вызывает порицание - и именно за то, что, по общему убеждению, он не должен был его совершать. Очевидно, нравственная оценка человеческих действий вносит в жизнь человеческую и заключает в себе представление о нравственном как о какой-то особенной ценности, имеющей для всех безусловное значение. В нравственности предполагается одна общая цель, имеющая не призрачную, а действительную ценность, ради которой должны жить все люди и которая есть законодатель жизни, подчиняющий себе волю каждого человека.

Следовательно, в отыскании такой ценности, которая бы могла быть оправдана как безусловная цель жизни каждого человека, лежит и путь к раскрытию и определению самого понятия о нравственном.

Выражения "нравственность", "нравственный долг", "нравственный закон" и прочие сделались в общечеловеческом употреблении самыми расхожими выражениями, но связывается ли с ними какое-то одно определенное содержание - это более чем сомнительно. Являясь в форме обрядовых предписаний, или в виде социально-общественных кодексов, или в поэтических образах, нравственность столь же древняя, как древен и сам человеческий род, однако вопрос о нравственном остается все еще открытым.

В этических построениях разного рода философов можно находить самые разные, определения нравственности и в то же время очень подробные указания того, как нужно человеку жить, что ему нужно делать, чтобы быть нравственным. А для того, чтобы это было убедительно, указываются разные цели жизни, имеющие будто бы безусловную ценность для человека, определяющие самый смысл его жизни. Одно только забывается при этом - именно различие между желательным и обязательным и еще то, может ли каждый человек эти придуманные ценности сознавать как безусловные и избирать их в качестве постоянного мотива своей добровольной деятельности. Человек, конечно, может строить разные идеалы жизни и придумывать разные ценности для себя как желательные, но безусловная ценность, имеющая одинаковый интерес для всех людей в силу одинаковой их человеческой природы, должна, очевидно, определяться самой природой человека, и ее следует отыскать. Очевидно, и каждая нравственная доктрина строится, по сути дела, на том убеждении, что выдвигаемый ею идеал жизни действительно определяется природой человека, может сознаваться человеком в качестве безусловной ценности и поэтому полагаться самим же человеком как обязательный мотив деятельности. Таким образом, при решении вопроса о том, что же все люди действительно могут сознавать как безусловно ценное для себя и что может служить для них обязательным мотивом деятельности, выдвигается вопрос и о так называемом нравственном сознании.

И так называемая нравственная ответственность, предъявляемая человеку, предполагает не что иное, как существование в человеке нравственного сознания.

Никто не станет обвинять младенца за то, что он совершил такое дело, которое считается для взрослого безнравственным, и в основе такого отношения к поступкам человека в известном возрасте коренится убеждение, что ребенок не сознает еще различия между тем, что должно ему делать в силу его безусловного значения и что не имеет такого значения. Нравственное сознание, таким образом, выражает собою положительное основание для должной практики жизни человека и составляет необходимое условие для самой нравственной оценки человеческих действий. Отсюда при решении вопроса о нравственности получает существенную важность решение вопроса о том, в чем же может выражаться содержание нравственного сознания, в чем его сущность и как оно возникает. Оба эти вопроса - о содержании и происхождении нравственного сознания - связаны между собой очень тесно, так как то или иное объяснение возникновения нравственного сознания предуказывает и его содержание, а чрез это и определение нравственного. Поэтому и критика теории нравственности должна сводиться к вопросу, может ли человек - и при каких условиях - осознать указанный принцип нравственности в качестве безусловно ценного и потому обязательного. И конечно, этот вопрос должен быть предъявлен главным образом тем теориям, которые указывают вполне определенный принцип нравственности. Этот же анализ нравственного сознания со стороны его генезиса и содержания положительным образом может вести и к решению вопроса о том, что, собственно, делает человека нравственной личностью и что значит быть нравственным.

Нравственное сознание человека с формальной стороны может быть определено как возможность человека свободно полагать различие между обязательным и необязательным и признавать для себя внутренней необходимостью делать одно только обязательное, в силу его безусловного значения для человека. Это формальное определение нравственного сознания, по сути дела, нисколько не продвигает вопрос о нравственном к его разрешению, потому что имеет дело только с голыми терминами, с которыми может соединяться самое разнообразное содержание. Фактическим доказательством этого служит множество нравственных теорий с самым разнообразным понятием о содержании и происхождении нравственного сознания. Однако это чисто формальное определение нравственного сознания может указывать тот путь, по которому нужно идти в решении вопроса, как же человек приходит к разграничению должного и недолжного и что является для него должным.

Для того чтобы человек сам мог положить различие между должным и недолжным, он, конечно, должен сначала критически отнестись к различным ценностям жизни, произвести оценку своей деятельности и найти безусловную ценность. Оценка же эта, как было замечено, может производиться только в отношении к самому человеку и применительно к тому, как человек понимает и осознает себя. Отсюда сознание истинной ценности зависит от сознания истины о самом себе, от решения вопроса, что такое человек по самой своей человечности, что ему свойственно как человеку и в чем смысл его существования. Таким образом, при исследовании нравственного сознания представляется необходимым коснуться самой природы человека и этим путем идти к решению поставленных вопросов. Истинное определение природы человека и сознание истины о себе самом служит критерием в поиске истинной ценности жизни. Сама же эта природа человека может указывать ему не иную какую-либо жизнь, а только ту, которая служила бы выражением ее собственного содержания. Истинное же содержание природы человека может заключаться не в чем ином, как в человечности, то есть в том, что отличает человека от прочих живых существ, обитающих в этом мире [1].