Для Запада Бердяев был и, вероятно, надолго останется выразителем духа Православия. Конечно, он впитал в себя многое из Православия, глубоко вжился в его дух, но не знал он никаких затруднений и в том, чтобы одновременно повторять идеи Беме, порой Баадера, Шеллинга. В области догматической Бердяев ни мало не считался с церковной традицией, без колебаний отклонялся от нее, легко вбирал в себя чужие религиозные установки, отсюда у него убеждение, что он защищает некое "универсальное" (или "вечное") христианство. Когда Бердяев окончательно утвердился в мысли о "примате свободы над бытием" (см. об этом дальше), то тогда ему стало совсем легко уходить в вольные построения. Быть может, все религиозно-философское обаяние произведений Бердяева определяется именно своеобразной амальгамой христианских идей и внехристианских начал: многим и в самом деле кажется, что перед нами начало "новых путей" в религиозном

719 ЧАСТЬ IV

сознании. Но обратимся к изучению философского содержания его творчества.

4. Излагать философские идеи Бердяева очень трудно и не столько потому, что у него много противоречий, что он сам довольно презрительно относился к философской систематике, а потому, что его мышление, по его собственному признанию, "афористично" и фрагментарно. Наиболее систематические книги Бердяева обычно написаны так, что в основу всей книги кладется какая-нибудь одна (часто произвольно выбранная) идея в свете которой он анализирует те или иные темы философии. Так написаны книги "О смысле творчества", "О рабстве и свободе человека", отчасти "О назначении человека". Но напрасно думать, что хотя бы здесь мысль Бердяева достигает фазы систематичности, и здесь, при развитии какой-нибудь мысли, можно неожиданно наткнуться на целый отрывок, вовсе не связанный с основным ходом мыслей.

Чтобы дать обзор главных высказываний Бердяева на философские темы, я (несколько искусственно) разбиваю все творчество его на четыре периода, но эти периоды не столько отмечают (хронологически) разные ступени в философском развитии Бердяева, сколько выражают разные аспекты его философии. Каждый период можно характеризовать по тому акценту, который его отмечает, но это вовсе не исключает наличности в данном периоде построений и идей, которых акцент придется уже на другой период. Первый период выдвигает на первый план этическую тему, и хотя до конца жизни Бердяев был прежде всего и более всего моралистом[23], но в наиболее чистой своей форме, без осложнения другими началами, моральная тема характерна именно для первого периода его творчества. Второй период отмечен религиозно-мистическим переломом в Бердяеве и, конечно, религиозно-мистическая тема дальше уже не выпадает из его сознания, но ее акцент в наиболее чистой форме падает на второй период творчества Бердяева. Третий период определяется акцентом на историософской проблеме (включая и характерный для последних лет Бердяева вкус к эсхатологии); наконец, четвертый период (или четвертый акцент) связан с персоналистическими идеями его. К этим четырем акцентам надо еще прибавить несколько "центральных", как выражается в своей философии Бердяев, идей. Их собственно две: а) принцип объективации и в) "примат свободы над бытием", но по существу это суть "вспомогательные" идеи, связанные с персоналистическими построениями Бердяева.

Хотя Бердяев очень часто высказывается на темы гносеологии, равно как и метафизики, но любопытно то, что темы гносеологии и

720 XX ВЕК

метафизики имеют для него всегда вторичное производное значение. По существу, Бердяев более всего моралист-романтик для него важнее всего "выразить" себя, "проявить себя", отделить себя от других, и оттого Бердяев всегда "бунтует" против "обыденщины" ("всю мою жизнь я был бунтарем", признается он[24]. К этому присоединяется страстность и патетичность в выражении переживаний, и эта власть "страстей" (сам Бердяев пишет в своей "Автобиографии", что его жизнь была "полна страстей")[25] мешает духовной трезвости. В пылу идейной борьбы Бердяев следует преимущественно за своими чувствами и оттого он неисправимый романтик[26] даже тогда, когда принципиально (как во втором периоде творчества) он стоит за позиции реализма и духовной трезвости. Гносеология и метафизика очень гибки у него они послушно следуют за его чувствами, а в чувствах своих он прежде всего и больше всего моралист.

Обратимся к изучению взглядов Бердяева.

[1] См. об этом обстоятельную книгу К.В, Мочульского о Блоке, где прекрасно вскрыта духовная двусмысленность основных настроений не только символизма, но, в сущности, и всего русского неоромантизма.

[2] Ярче всего это выступает в довольно ранней статье Бердяева, посвященной именно Мережковскому ("О новом религиозном сознании". Сборник "Sub specie aeternitatis". Петербург. 1907, стр. 338 - 374), также в сборнике "Духовный кризис интеллигенции", passim.

[3] Бердяев. Sub specie aeternitatis, стр. 360.

[4] Ibid., стр. 363.

[5] Ibid., стр. 365.