[13] См. протоколы Рел.-фил. собраний в журнале "Новый путь" (1902 - 1903), а также в отдельном издании.

[14] "Не мир, но меч", стр. 33.

[15] "Утверждение новой религиозной безгосударственной общественности и есть новое религиозное сознание...". Ibid., стр. 207.

[16] Ibid., стр. 37.

[17] Ibid., стр. 37.

[18] См. его статью о Бердяеве в Совр. зап. LXVII (1938), стр. 204. Укажем, кстати, на литературу о Бердяеве, она очень обширна, но мы укажем лишь наиболеее существенное в ней: Антонов. Русские светские богословы. 1912; Dennert. Die Krisis d. Gegenwart (Einfuhrung in die B. Geschichtsphilosophie). Leipzig. 1928. Kopf - N. Berdiaeff. "Ibeologie d. Zeit". Folge 2. Wien, 1937; Sсhu 11ze. Die Schau d. Kirche bei Berdiaeff. Roma. 1938; Jakovenko. Deiny russ. philosophie. Лосский. Русская философия в XX веке (Зап. Рус. научи, инст. в Белграде, вып. 3 (1931). Лос-с к и и. "Вл. Соловьев и его преемники в русской религиозной философии". Путь № 2 и 3. См. также статью Федотова ("Новый журнал", № 19, 1948). См, статью Davy в Esprit (1948).

[19] См. автобиографию Бердяева ("Самосознание", Париж, 1949).

[20] О Хомякове, о Леонтьеве. Книга о Достоевском посвящена анализу идей Достоевского, но не его биографии.

[21] Сам Бердяев пишет в своей "Автобиографии": "Мое мышление интуитивное и афористическое, в нем нет дискурсивного развития мысли. Я ничего не могу толком развить и доказать" (стр. 92).

[22] Сам Бердяев отрицал в себе (см. его Автобиографию) романтизм: "Если можно назвать меня, пишет он здесь (стр. 41), романтиком, то совсем в особом смысле слова", но тут же он сам отмечает "действие иррациональных сил" в его жизни (стр. 43). "Я больше всего человек мечты", пишет он в другом месте "Автобиографии" (стр. 196), и это чрезвычайно верно.

[23] "Проблема моральной философии, пишет Бердяев в своей "Автобиографии", всегда стояла для меня в центре" (стр. 103).

[24] "Автобиография", стр. 67.

[25] Ibid., стр. 11. См. также стр. 80.

[26] См. любопытную апологию романтизма в книге "Смысл творчества", стр. 113, а, с другой стороны, острые слова против романтизма в книге "Духовный кризис интеллигенции", стр. 17. Можно было бы подобрать много аналогичных разногласий между первой и второй позицией в разных книгах Бердяева.

Если внимательно проследить эволюцию моральных воззрений Бердяева, то становится ясным, что он не сразу осознал характерные для него моральные идеи. В первой своей книге ("Субъективизм... в общественной философии") Бердяев еще не до конца осознал внутреннюю "независимость" этического сознания: он хочет, чтобы "идеал получил научную санкцию" (!)[1], он думает, что свобода в человеке открывается тогда, когда "необходимость благосклонна (!)к нашему идеалу"[2], принимает еще учение марксизма о том, что "свобода есть сознанная необходимость". Но критический идеализм, последователем которого является Бердяев в этой книге, его постепенно освобождает от исканий "научной санкции идеала", и через год после указанной книги, в статье, помещенной в упомянутом уже сборнике "Проблемы идеализма"[3], Бердяев учит об "абсолютности и вечности нравственного закона", о том, что "он дан для мира сего", но что "он не от мира сего". Свобода в человеке совсем и никак не связана с необходимостью ("нравственный закон принадлежит царству свободы, а не царству необходимости"[4]). Перед нами типическое утверждение трансцендентального идеализма, но уже в эту эпоху в моральных построениях Бердяева выступают и новые ноты. "Давно уже пора, пи-

721 ЧАСТЬ IV

шет он с присущей ему горячностью, уничтожить этическую фикцию "ты"... отношение человека к человеку этически производно и зависит от отношения к самому себе"[5]. Моральное сознание осложняется у Бердяева при этом его религиозными и мистическими идеями: у него уже выступает идея "нового зона", он ищет "нового религиозного сознания"[6]. Так как, по мысли Бердяева (которая отныне уже навсегда входит в предпосылки его морального сознания), "человек нового религиозного сознания не может отречься ни от язычества, ни от христианства"[7], то у него начинается отрыв от христианской культуры, а позже и борьба с ней и отвращение к ней[8] (во имя "нового религиозного сознания"). Новый этап в эволюции морального сознания Бердяева выступает уже с полной ясностью в книге "Смысл творчества". Книга эта начинает период дуализма (с которым так и остался до конца дней Бердяев, хотя самые формулировки этого дуализма несколько раз у него менялись). "Мир есть зло, читаем здесь[9], из него нужно уйти. Свобода от мира пафос моей книги". Уже из этих слов ясно основоположное значение моральной сферы во всем творчестве Бердяева (поскольку дуализм, вытекающий из моральной основы, остался, как еще увидим, решающей предпосылкой всех высказываний его). С другой стороны, уже вся эта книга есть такой апофеоз человека, такое возвышение его, что ни к кому в русской философии не относится знакомый уже вам упрек Леонтьева в антрополатрии (т.е. в возведении человека в предмет поклонения), как именно к Бердяеву. "Бесконечный дух человека, читаем здесь,[10] претендует на абсолютный, сверхприродный антропоцентризм, он сознает себя абсолютным центром не данной замкнутой планетной системы, а всего бытия, всех миров". При такой позиции (которая определяется вовсе не онтологией человека, а именно его моральным самовозвеличением) основной задачей (даже долгом) человека является творчество. "Цель человека не спасение, а творчество", пишет Бердяев[11], но тут же смягчает (пока!) свою мысль тем, что признает, что все же "для творческого восхождения нужно спасение от зла и греха". "Не творчество должны мы оправдывать, дальше пишет Бердяев[12], а наоборот -

722 XX ВЕК

творчеством должны мы оправдывать жизнь". "Старое религиозное сознание" не знало, подчеркивает Бердяев[13], такого отношения к творчеству[14] и потому с новым отношением к творчеству мы вступаем в эпоху "нового, небывалого религиозного сознания", ибо "творческий акт есть самоценность, не знающая над собой Внешнего суда"[15]. Культ святости должен быть дополнен культом гениальности"[16] (как творческой силы). Но мысль Бердяева идет дальше. Для него творческий акт задерживается в мире искуплением"[17], и в моральном сознании, по Бердяеву, открывается внутренняя двойственность: христианство, как мораль искупления, не раскрыло морального творчества"[18]. Перед нами открылось два моральных пути, заключает Бердяев всю главу, посвященную "этике творчества": "Послушание и творчество, устроение мира и восхождение из мира"[19]. Это уже не просто отрыв от "морали, основанной на борьбе против собственных грехов"[20], т.е. по существу против христианской морали ("нельзя жить в мире и творить новую жизнь, пишет тут же Бердяев, с одной моралью послушания"), это уже попытка найти новую "этику творчества" ("возлагающую на человека... ответственность за его судьбу и судьбу мира"). "Творческое откровение о человеке, пророчествует тут же Бердяев[21], есть единственный путь возрождения и развития омертвевшей жизни Церкви".

Все эти новые построения с достаточной ясностью выражены в книге "Философия свободного духа", в которой уже выступает и новая метафизика мира (элементы чего были, впрочем, и раньше): прежде всего учение о "символизме" природного бытия (что предваряет дальнейшее учение об "объективации" духа см. дальше), а затем о божественности "энергии человеческой"[22], и о "теоно-мической природе" морального сознания (что вытекает из нового учения о человеке)[23]. Здесь же есть зачатки построения, которые развиваются позже, о том, что "можно идти к высшему добру через зло"[24]. Но своего высшего расцвета новая моральная установ-

723 ЧАСТЬ IV