729 ЧАСТЬ IV

сматривается, как символ. В.З.), нельзя открыть смысловой связи, и природная жизнь человека лишена смысла"[66].

Бердяев боится всякого "натурализма" в учении о Боге он против "статического" понятия о Боге, которое не чувствует "мистерии" в Боге; вслед за Экгардтом Бердяев учит о "богорождении", о "теогоническом процессе в божественной Бездонности"[67]. В анализ этих богословских мыслей Бердяева нам незачем здесь входить для нас существенно показать эволюцию его религиозных воззрений она движется к возвышению человека и к ослаблению реальности Бога[68]. Во имя этого Бердяев склоняется к антропологии, почти аналогичной антропологии Беме, и постоянно учит о первичности "духа", отвергая первичность "бытия" это важно именно в отношении человека, свобода в котором "не сотворена". И так как "Бог всесилен над бытием, но не над свободой"[69], то отсюда и решение проблемы теодицеи: поскольку "внутренняя жизнь Бога осуществляется через человека и мир"[70], то в истории и осуществляется "просветление темного начала в космогонии и теогонии"[71]; "опыт зла может даже привести к величайшему добру"[72].

Страх перед "натурализацией", т.е. перед усвоением бытию свойств "объекта" (что вводит бытие в сферу "объективации". В.З.) или "природы"[73], ведет Бердяева к учению о мире, как "символическом бытии", к невозможности применять категории "бытия" к духовной сфере[74], к отвращению в отношении к действительному миру, как "падшему". Поэтому невозможно никакое освящение бытия ("сакрализация всегда есть символизация"[75] и только!), надо искать "новой духовности", которая освободит нас (как? В.З.) от объективации[76].

В сущности, мы снова в тупике. Преобразование христианства в некое "неохристианство" во имя возвышения человека ведет Бердяева к тому, что он чувствует отвращение к действительности; он как бы не замечает, что учение о неизбежности "объективации" лишает творчество всякого смысла и делает религиозную жизнь

730 XX ВЕК

или лишенной связи с преображением мира, или целиком связанной только с "взлетами духа". Романтизм в сфере религиозной неизбежно ведет к субъективации религиозных переживаний, т.е. лишает обращенность души к Богу реальной силы[77].

[1] "Субъективизм...", стр. 63.

[2] Ibid., стр. 118.

[3] Эта статья перепечатана в сборнике "Sub specie aeternitatis". Приведенные ниже слова стр. 70, passim.

[4] Ibid., стр. 95.

[5] Ibid., стр. 77. Как это типично для романтического самообособления Бердяева!

[6] См. характерную статью "О новом религиозном сознании" (Ibid., стр. 338 - 374).

[7] Ibid., стр. 342 ("Мы зачарованы, пишет Бердяев тут же, стр. 341 не только Голгофой, но и Олимпом, зовет и привлекает нас не только Бог страдающий, умерший на кресте, но и бог Пан, бог стихии земной... и древняя богиня Афродита".