щее права логики и охраняющее рациональные начала знания, резко отделяет Е. Трубецкого от школы "мистического алогизма", как он характеризует направление Флоренского, Булгакова, Бердяева. "Логическое единство есть форма Истины", пишет Трубецкой[38], защищая всепроницаемость Логоса: само откровение неотделимо от Логоса, подлежит оценке Логоса[39]. Но эта "неотделимость" формы абсолютного, Логоса от непосредственных интуиции не выводит нас за пределы мира: абсолютность в форме познания не означает вовсе, что мы приобщаем в познании мир к Абсолюту ("в естественном познании безусловное дано не как сущность всего познаваемого, а как универсальная мысль и сознание обо всем")[40].

Но если наше познание "оплодотворяется" абсолютным сознанием, то разве для этого абсолютного сознания возможно проникновение в мир изменчивого бытия, в мир, связанный с "временем" (что и есть наш мир)? На этот вопрос Трубецкой отвечает определенным, очень ясно изложенным учением о том, что время, так сказать, "проницаемо" для абсолютного сознания; "всеединое сознание, для которого временные ряды от века закончены, видит в них полноту бытия без всяких ограничений"[41].

6. В космологии Е. Трубецкой, вслед за братом, примыкает к учению Вл. Соловьева (в его первой редакции в "Чтениях о Бого-человечестве"). "Для нас мир есть хаос, читаем у Е. Трубецкого[42], но в вечной истине он космос, собранный во Христе мир Божий". "Мир, становящийся во времени, несовершенен, но в божественном сознании все временные ряды видны в свете тех первообразов, тех божественных предначертаний, которые положены в их основу"[43], то есть "в свете Софии". "София, пишет Трубецкой против Булгакова, вовсе не посредница между Богом и Творением; она неотделимая от Бога Сила Божия, и мир, становящийся во времени, есть нечто другое по отношению к Софии[44]. "Идея каждого сотворенного существа, развивает Трубецкой эти взгляды (в соответствии с церковной традицией), не есть его природа, а иная, отличная от него действительность... Идея это образ грядущей, новой твари, который должен быть осуществлен в свободе"[45]. "Мир, не будучи тождественным с Софией, имеет, однако, в ней свое начало... он действенно связан с

762 XX ВЕК

Софией, некоторым образом причастен ее бытию"... Сама "София действенна в мире"[46].

Учение о зле, опыт теодицеи, изображение движения мира и человека к преображению все это обрисовано Е. Трубецким в чрезвычайно ясных и четких линиях. Нам незачем входить в изучение этой стороны его построений, блещущих не своей оригинальностью, сколько выдержанностью основных идей, ясностью общей концепции. В общем, Е. Трубецкой все же лишь "завершает" и "выправляет" идеи Вл. Соловьева[47], но и отклоняется от него в категорическом устранении всех элементов пантеизма, вообще неправильного сближения "естественного" и божественного миров. Уже в книге, посвященной Вл. Соловьеву, вся критика Е. Трубецкого направлена именно на этот пункт. Равным образом в обеих философских книгах, а также и в статьях Трубецкого[48], отразились различные споры его с другими представителями религиозно-философской мысли. Особенно в этом отношении примечательны соображения Трубецкого по вопросам софиологии его полемика с идеями Булгакова (в их ранней редакции), Флоренского, Эрна.

Философское творчество Е. Трубецкого выросло из построений Соловьева оно вносит большую последовательность и внутреннее единство в некоторые концепции Соловьева. В области гносеологии построения Е. Трубецкого обнаруживают не только точность и ясность его мысли, но и несомненную философскую самостоятельность. Но не будучи оригинальным в других областях, Е. Трубецкой занимает свое отдельное место в сложной диалектике новейшей русской философской мысли. Ценны и ярки были его удивительные экскурсы в область искусства (иконописи, музыки) но и здесь он больше отличается изяществом слога, ясностью и четкостью мысли, чем глубиной философского анализа. Быть может, внутренним тормозом в философском творчестве Е. Трубецкого была зависимость его от Вл. Соловьева, концепции которого словно ослепляли его. Трубецкой постепенно освобождался от этих чар, и чем свободнее был он от них, тем сильнее выступала его философская одаренность. Но ему не было суждено до конца сбросить чары Соловьева, философское творчество Е. Трубецкого явно носит на себе печать незаконченности, недоговоренности...

[1] Соч., т. II, стр. 320.

[2] Ibid., стр. 277. Ср. еще: "Абсолютное утверждает себя, лишь утверждая потенцию своего другого и раскрываясь в его действительности" (Ibid., стр. 280). Роковые последствия метафизики всеединства, о которых еще будет речь в гл. V и VI, сказываются здесь с полной силой.

[3] Ibid., стр. 316 - 7.

[4] Ibid., стр. 414.

[5] Ibid., стр. 107.

[6] Ibid., стр. 104.

[7] Кн. Е.Н. Трубецкой. "Воспоминания". София. 1921. См. также Кн. Е.Н. Трубецкой. Из прошлого (Вена).