История русской философии

[53] Ibid., стр. 165.

[54] Ibid., стр. 165.

[55] Ibid., стр. 121.

[56] Ibid., стр. 52. Этот мотив очень сильно выражен в диалектических анализах Карсавина (см. главу V).

[57] Невозможно отделаться от впечатления, что все это учение о меоне у Лосева навеяно учением Соловьева об Абсолюте и его "другом".

[58] Ibid., стр. 87.

[59] Ibid., стр. 90.

[60] Ibid., стр. 91.

[61] Ibid., стр. 90 - 91.

[62] Григорий Палама (1296 - 1359), византийский богослов, представитель исихазма.

[63] Ibid., стр. 115.

[64] Ibid., стр. 163.

[65] "Античный космос", стр. 20, 325, 111.

[66] См. особенно интересное и примечательное предисловие к книге Ал. Булатовича "О почитании имени Божьего".

[67] "Философия имени", стр. 181.

[68] Из книги Лосева неясно, была ли ему известна замечательная метафизика света, как она строилась в средневековой философии; думаю, что скорее нет.

[69] "Философия имени", стр. 181 - 182.

[70] Ibid., стр. 166.

[71] Ibid., стр. 169 - 70.

[72] Ibid., стр. 172.

[73] Ibid., стр. 180.

[74] Ibid., стр. 194.

[75] Ibid., стр. 203.

[76] См., напр., ibid., стр. 202, также на стр. 201 - 202 учение о том, что "осмысленное общение с вещью, с людьми... возможно только в имени вещи".

[77] Ibid., стр. 47.

[78] Ibid., стр. 206.

[79] Ibid., стр. 206 - 212, 223, 240.

[80] Лосский. "Философия и психология в Сов. России" ("Современ. зап.").

[81] Космос мыслимый (интеллигибельный) (греч.). В неоплатонизме мир идей, прообразов.

Глава V. Метафизика всеединства. А) Системы Л.П. Карсавина и С.Л. Франка

1. Последние крупные мыслители, к изучению которых мы теперь переходим, все стоят под знаком той "метафизики всеединства", которую развивал Вл. Соловьев. Влияние Соловьева сказалось, как мы видели, с большой силой уже и у С. и Е. Трубецких, его можно усматривать, с известными оговорками, у Бердяева (конечно, и у всей группы, возглавляемой Д.С. Мережковским), но с особенной силой оно сказалось в тех мыслителях, к которым мы теперь переходим: мы имеем в виду Л.П. Карсавина, С.Л. Франка, о. П. Флоренского и о. С. Булгакова. Любопытно здесь то, что эти крупнейшие мыслители нашей эпохи берут у Вл. Соловьева преимущественно его учение о "всеединстве", - именно эта метафизическая концепция, хотя и развиваемая всеми по-разному, определила пути философской мысли у названных мыслителей. Однако, чтобы понять внутреннюю диалектику в развитии этой идеи "всеединства", надо принять во внимание ее софиологический аспект здесь лежит на наш взгляд ключ к этой диалектике. Мы позволим себе поэтому несколько отклониться в сторону, чтобы ввести читателя в круг проблем, связанных с софиологической идеей[1].

Термин "софиология" все же, пожалуй, больше мешает, чем помогает в понимании всей проблематики, о которой идет речь. Но дело, конечно, не в термине (который сам требует истолкования и даже "оправдания"), а в "сути" дела, и если мы сохраняем термин "софиология", то в настоящем труде нас к этому просто обязывает история русской мысли. Если же брать вопрос по "существу", то здесь надо иметь в виду, что дело идет о синтезе разных тем, но тем, переходящих одна в другую. Дело идет о трех темах, возможность внутреннего соединения которых и образует

790 XX ВЕК

"ядро" всякой софиологии[2]: А) тема натурфилософии, понимания мира, как "живого целого" (то, что ныне называется "биоцентрическим" пониманием мира) и связанного с этим вопроса о "душе мира" и о независимой от времени идеальной "основе" мира, В) тема антропологии, связывающая человека и тайну его духа с природой и с Абсолютом и С) наконец, тема о "божественной" стороне в мире, связывающей идеальную сферу в мире с тем, что находится "по ту сторону бытия", по выражению Плотина. Нам незачем здесь комментировать самые эти темы изложение систем четырех вышеназванных философов само по себе даст обильный комментирующий материал, нам достаточно здесь лишь указать на то, что софиологические построения (порой и простые "намеки" на них), которые мы находим в русской философии до Вл. Соловьева и которые в системе Вл. Соловьева получают новое и огромное значение в развитии русской мысли, тяготеют именно к внутреннему сближению указанных тем. Любопытно, что настойчивая остановка на софиологической проблеме у русских мыслителей до Вл. Соловьева не случайна: сама проблема развивалась у нас лишь отчасти под влиянием Шеллинга, а отчасти независимо от него.

Впервые у Чаадаева (мы не говорим о Велланском, который является чистым шеллингианцем и не дает ничего нового) мы находим приближение к софиологической проблеме в его учении о "мировом сознании", о "мировом разуме" (см. подробности в т. I, ч. II, гл. II). Это учение связывает личность с мировым целым (не устраняя момента личности. См. учение Чаадаева о свободе) гораздо глубже, чем это определяется естествознанием. Само мировое целое, по Чаадаеву, имеет свой корень и свою "вершину" в мировом разуме[3]. У Хомякова мы находим, наоборот, акцент на натурфилософской стороне, в его беглых указаниях о "первовеществе", "перво-силе", о том, что мир, как целое, есть не сумма отдельных явлений, а их "лоно" (см. подробности т. I, ч. II, гл. III). Немало намеков, приближающихся к той же философской теме, находим мы у Герцена (ч. II, гл. VI). Новый взгляд в софиологическую проблематику вносит Пирогов (ч. II, гл. X), который, независимо от всех, совершенно самостоятельно приходит к учению о "мировом разуме", о "мировой мысли". Построения Пирогова, намеченные в его "Дневнике", оставались долго никому не известными, тем интереснее