историки не жалеют красок, когда характеризуют его как "наемника и авантюриста"[26], но он был один из самых просвещенных и философски мыслящих людей своего времени, этого никак отнять у него нельзя. Его оппортунизм соединялся у нега со злобой в отношении врагов, его усердное подлаживание к "духу времени"[27] с принципиальным поставлением светской власти выше духовной; все это верно, но именно такие люди, как Феофан Прокопович, и выражали "новое сознание". Во всяком случае, идеи "естественного права" послужили принципиальной базой для построения светской идеологии, для оправдания "мирского жития". Татищев не упраздняет религии и Церкви, это и не нужно ему, он только хочет отодвинуть их несколько в сторону, чтобы первое место дать всему "естественному". Хороший знаток современной философской мысли, Татищев уверяет читателей, что "истинная философия не грешна", что она полезна и необходима. Той же позиции держится и другой выдающийся человек (ближайшей) эпохи Щербатов, который, впрочем, отклоняется от учения естественного права в одном пункте: он противник признания равенства людей. В своей "Истории" он идеализирует старорусскую жизнь, не без грусти заявляет, что в новое время "уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера"; он требует для России не только умственного прогресса, но и "нравственного просвещения". Но и Щербатов опирается на доктрину "первобытных" (т.е. естественных) прав. К Церкви он относится с типичным для его времени недоверием. "Наши попы и церковники, замечает он, имеющие малое просвещение без нравов, суть наивреднейшие люди в государстве". Щербатов, между прочим, написал трактаты: "О возрождении нравов в России", "Разговор о бессмертии души" (в духе "естественной религии")[28]. Он набросал программу "преподавания разных наук", где высказывает мысль, что "философия ценна тем, что может способствовать исправлению нравов".

Исторические сочинения Татищева, Щербатова, Ломоносова, Болтина первых русских историков[29] вдохновлялись национальным самосознанием, искавшим для себя обоснования вне прежней церковной идеологии. С одной стороны, они стояли вообще за "светскую жизнь,", с другой стороны, в изучении русского про-

91 ЧАСТЬ I

шлого они находили удовлетворение своему новому чувству родины. Опираясь на идеи естественного права, примыкая к современным им философским течениям на Западе, они строили "новое сознание" секуляризованного человека XVIII века. Еще дальше эта работа пошла у тех, кого можно назвать представителями русского гуманизма XVIII века.

7. Уже у первых значительных русских поэтов XVIII века Ломоносова и Державина мы находим секуляризованный национализм, соединенный с гуманизмом. Уже не "святая Русь", а "Великая Россия" вдохновляет их; национальный эрос, упоение величием России относятся всецело к эмпирическому бытию России вне всякого историософского обоснования. В этом обращении к России есть, конечно, реакция против слепого поклонения Западу и пренебрежительного отношения ко всему русскому, что так ярко проявлялось в русском вольтерианстве. Ломоносов был горячим патриотом и верил, что -

"может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать".

Державин, истинный "певец русской славы", защищает свободу и достоинство человека[30]; в стихах, написанных на рождение внука Екатерины II (будущего императора Александра I), он восклицает:

"Будь страстей твоих владыка, Будь на троне человек".

Этот мотив чистого гуманизма все больше становится кристаллизационным ядром новой идеологии. Чтобы не потонуть в безмерном материале, сюда относящемся, остановимся только на двух ярких представителях русского гуманизма XVIII века Новикове (мы имеем в виду первый период его деятельности) и Радищеве.

Новиков (1744 - 1818) родился в семье небогатого помещика, получил довольно слабое образование дома, но много потрудился над своим .самообразованием. 25-ти лет он предпринял издание журнала ("Трутень"), в котором он проявил себя человеком большого общественного чутья, страстным обличителем разных неправд русской жизни, горячим идеалистом. Борясь со слепым поклонением Западу, высмеивая жестокие нравы русской жизни того времени, Новиков с глубокой скорбью пишет о тяжком положении рус-

92 НА ПОРОГЕ ФИЛОСОФИИ

ских крестьян. В следующем журнале "Живописец" находим отрывок из "Путешествия", книги, где очень сильно подчеркнуто горькое положение крестьян. "О, человечество! восклицает он, теоя не знают в сих поселениях". Этот отрывок предваряет знаменитую книгу Радищева ("Путешествие из Петербурга в Москву")[31]. В центре русского гуманизма навсегда ставится с этого времени социальная проблема проблема водворения подлинной человечности в жизненных отношениях. Вот образ идеального человека, как он рисуется Новикову, это "разумный и добродетельный господин; он делает добро всем, кому только может. Он думает, что разум ему дан, чтобы служить государству, богатство чтобы помогать бедным, и что для того родился он человеком, чтобы быть полезным всем людям". Защищая равенство всех людей, Новиков не обращается к идеям естественного права, как это было принято тогда, а связывает идею равенства с христианством. Но особого подъема речь Новикова достигает тогда, когда он защищает необходимость для русских людей, беря все ценное у чужих народов" оставаться духовно верными своей родине. Вот почему он предпринял (под покровительством Екатерины II) издание "Древней Российской библиотеки", чтобы русские люди могли, познавая прошлое, увидеть "великость духа наших предков". Работа мысли шла под знаком реакции тогдашним "западникам" и выработки нового национального самосознания. Но в гуманизме XVIII века у русских все чаще начинает выдвигаться основное значение морали и даже проповедуется первенство нравственности над разумом. В педагогических мечтах, столь близких в России XVIII века к утопическому плану "создания новой породы людей", на первое место выдвигали "развитие изящнейшего сердца", а не разума, развитие "умонаклонения к добру". Фонвизин в "Недоросле" высказывает даже такой афоризм: "Ум, коль скоро он только ум, самая безделица; прямую цену уму дает благонравие". В этих словах очень типично выражен морализм, как некая новая черта русского сознания[32]. Отчасти здесь было влияние Запада я имею в виду не только Руссо[33], но и английских моралистов; но была здесь и своя собственная склонность к примату морали (что постоянно будет нам встречаться в XIX веке, вплоть до "панморализма" Толстого).

93 ЧАСТЬ I

Издательская деятельность Новикова (всего было им выпущено 448 названий) вскоре была перенесена в Москву, но тут она приняла иной характер: Новиков сошелся с московскими масонами, его духовные интересы целиком перемещаются от общественных к религиозно-философским и чисто моральным темам. Все это уже выходит за пределы чистого гуманизма, поэтому мы позже, при характеристике масонства, еще раз вернемся к Новикову, Сейчас же обратимся к другому яркому выразителю русского гуманизма XVIII века А.Н. Радищеву, у которого мы найдем еще больше философского содержания.