И когда скорби ближнего тебе станут больны как свои, тогда ты можешь уйти в затвор. Ты понесешь туда с собою любовь к ближнему, и эта любовь будет наполнять собственную твою жизнь, а молитва твоя будет молитвой за весь страждущий род человеческий. Убеждая тебя принять игуменство, я призываю тебя не на честь, а на великий подвиг борьбы, труда над собственною душою и над душами сестер. Если ты откажешься вступить на этот путь, то ты откажешься от данного тебе Господом средства к собственному очищению и пути, ведущего тебя к совершенству. Эти годы уединенного безмолвия, эта жизнь со мною, эти постоянные беседы духовные не были ли посланы тебе как приготовление к готовящемуся тебе подвигу? И можешь ли ты теперь, имеешь ли право отказаться вступить на новый подвиг труда и борьбы?"Убежденная такими доводами старицы, матушка Арсения с душою, полною мужества и готовности к новому подвигу, приняла предлагаемую ей должность 3-го января 1864 года, на 31-м году своей жизни она была посвящена в сан игумении архиепископом Иоанном в Новочеркасске.Несмотря на всю готовность потрудиться в настоятельской должности, для матери Игумении Арсении переход от жизни уединенной к деятельности общественной был очень тяжел. Новые условия жизни предъявляли свои права: она чувствовала, точно поток какой-то увлекает ее в иную жизнь. Она боялась, что он унесет ее далеко и невозвратно от дорогого для нее безмолвия, и потому всеми силами души старалась держаться возле схимницы Ардалионы, которую упросила перейти жить с нею в игуменский дом. Схимница, видя часто ее взволнованной, говорила ей: "Ты не можешь свободно действовать в том мире, где ты видишь, что меня уж нет, потому что боишься отклониться от меня и моей жизни. Я же вижу, что хотя поддерживаю твой дух, но мешаю тебе жить. А что мешает нам на пути, от того надо отрекаться, хотя это будет единодушный друг, или даже наставник".Схимница не могла долго ужиться в игуменском доме и стала просить мать игумению отпустить ее в затвор. Для этого матушка начала строить ей на средства своей родной сестры, Аграфены Михайловны Мержановой, небольшую келлию в монастырском саду. Но не успели окончить постройку, как Господь призвал схимницу в иной мир. Сильно, до болезни, скорбела мать Арсения о потере духовной матери, тем более что умерла она в ее отсутствие, когда матушка ездила навестить отца своего. Казначея монастыря, матушка Валерия, распорядилась похоронить схимницу, не дожидаясь возвращения матушки, чем еще более усилила ее скорбь.Умерла схимница, но жива осталась она в сердце матушки. Вера в свою духовную наставницу поддерживала, укрепляла ее дух. Матушка часто посещала дорогую для нее могилку и там поверяла ей, как живой, все свои скорби, сомнения и получала обильное духовное утешение.Любила матушка Арсения, даже в последние годы своей жизни, вспоминать беседы схимницы. Действительно, мудро и высокодуховно было ее слово. Но, вспоминая его, удивляясь ему, в душе невольно восстает теперь другой, более близкий сердцу образ незабвенной матушки Арсении."Одно должна знать душа, - говорила схимница в своих беседах, - что только в Боге ее покой и предел исканий. Поэтому она должна выйти в совершенную свободу не только от страстей, но и от своих чувств, в свободу от всего временного и войти в Бога. Такая свобода есть младенчество души, неведение зла. В такой свободе душа присуща всему человеческому, но ничему не подчинена, живет жизнию всего мира, ничем не гнушается, ничего не уничижает, ничего не исключает из общей жизни как зло, как дурное, но сама ничем не связана, ни в чем не заключена, она точно умерла для своей жизни. Она вышла в свободу из себя самой и заключилась в Боге Вечном. И то, что в ней живет, и то, что все объемлет, это - Христос, Который стал полнотою ее сердца, руководителем ее ума. К такому состоянию приводит свобода от всего человеческого".Сказанное схимницей о душе, отреченной от всего человеческого, вполне подходит к состоянию духа матушки Арсении, в особенности в последние годы ее жизни, когда тот высший идеал любви к Богу и ближнему был до того усвоен ею, что она действительно, как говорила схимница, переживала в сердце своем все скорби ближних как свои собственные, а неземная любовь к Богу светилась в ее чудных глазах. Иногда же так воодушевлялась она в духовной беседе, что лик ее менялся и нельзя было без особого внутреннего волнения слушать ее слово. В такие минуты все земное точно не существовало для нее - она жила вся в Боге.

Часть 6

Сделавшись игуменией, матушка Арсения, можно сказать, усугубила свои труды и подвиги. Не оставляя свой внутренний, Единому Богу ведомый подвиг, она энергично принялась за устроение обители, как с внешней стороны, так и с внутренней. И, несмотря на свои молодые годы, она сумела так расположить к себе сестер, что они не только уважали ее, но и благоговели перед нею, хотя, по смирению своему, она никогда не искала этого.Первою заботою матушки было распространение в монастыре грамотности. Многие, поступая в монастырь, были совершенно безграмотны и лишены возможности поддерживать, укреплять свое благочестивое настроение чтением духовных книг. Игумения велела обучаться всем безграмотным сестрам, чтобы каждая из них могла прочитывать себе положенные молитвы, а в свободное время читать слово Божие и творения святых отцов. С этой же целью, собрав все разрозненные книги, принадлежащие монастырю, она составила библиотеку, дополнив ее творениями древних святоотеческих отцев, преподающих правило внутреннего делания, приобретением книг: "Добротолюбия", творений св. отцов -преподобных Варсонофия Великаго, Ефрема Сирина и других.В 1867 году заботами матушки игумении было открыто в монастыре бесплатное четырехклассное женское училище с преподаванием в нем Закона Божиего, русского и славянского языков, географии, арифметики и русской истории.Михаил Васильевич Себряков, не оставлявший и ранее монастырь своими пожертвованиями, теперь, когда дочь его стала настоятельницей, принимал живое участие в делах монастыря. Он помогал ему всегда, чем только мог. Конечно, и школу не оставил без внимания. На его средства были устроены небольшая библиотека и вся необходимая школьная мебель.Первое время преподавала в школе сама матушка игумения, священники монастыря и инспектор Усть-Медведицкой гимназии Юргилевский. Когда же здоровье и силы стали изменять ей, то в училище начали заниматься монахини, воспитанные ею для этой цели. Открытие школы в монастыре встречено было общим сочувствием. Преосвященный Платон, тогдашний Донской Архипастырь, по возвращении своем из объезда епархии в 1867 году, прислал матушке игумении свое святительское благословение за благоустройство монастыря и за открытие в нем женского училища.Надо заметить, что не знавши еще хорошо матушку Арсению, Архиепископ отнесся к ней, когда в первый раз посетил обитель, с большим недоверием, считая ее слишком молодой и неопытной в делах правления монастырем. Уезжая из обители, он высказал свое желание преобразовать монастырь в общежительный, причем половину послушниц предлагал выключить из монастыря. Матушка игумения не согласилась на это и со смирением отвечала ему, что она не имеет права высылать из монастыря тех, кого Сама Царица Небесная призвала на служение Себе, и что просит лучше снять с нее самой должность игумении, которую никогда не искала. Эти слова, сказанные молодой игуменией хотя и со смирением, но с достоинством и твердостью, невольно внушили уважение к ней Архиепископа. Он оставил мысль о преобразовании монастыря, и в последующее время своего архипастырства на Дону относился уже с полным доверием к ее правлению, сохраняя до самой смерти глубокое чувство расположения к ней.Кроме занятий по училищу, матушка собирала к себе более способных сестер, много читала и беседовала с ними. Она желала и стремилась из каждой вверенной ее заботам послушницы устроить храм Бога Живого, причем немало пришлось ей перестрадать душою в сознании, что слово ее не всегда доступно их пониманию, а заповедь о любви к Богу и ближним совершенно чужда их сердца.Должно быть, именно к этому времени относится то состояние духа матушки Арсении, о котором впоследствии она вспоминала в беседе со своими духовными дочерьми. "Прежде, - говорила она, - я познания ставила очень высоко и поэтому стремилась передать другим свои познания. Я тогда много говорила, желала иногда в церкви вслух всем сказать какое-нибудь полезное слово, особенно уяснившееся мне во время службы. Мне хотелось передать другим, если можно всему миру, свои познания. Я готова была взойти на колокольню и оттуда кричать всем: "Спешите, спешите, пока не кончился торг, то есть работайте над душою, пока есть случай, пока обстоятельства дают возможность потрудиться". Теперь же, - продолжала свою беседу матушка игумения, - я чувствую совсем другое. Без благодати Божией, действующей в душе и усовершающей ее, одни познания - ничто.Потому я все меньше говорю и прихожу к такому состоянию, что не нахожу, что сказать. К этому состоянию влечется моя душа. Я молюсь за ближнего и нахожу, что это большое благо.Так хорошо чувствуется, когда помолишься о спасении кого-либо и отдашь спасение этого человека в руки Божии".Но хотя и не всем доступно было высокое слово матушки, не все слушали его охотно, в особенности в начале ее деятельности, но были и такие преданные, близкие ей по духу ученицы, которые не только что слово ее принимали с верою, но и жизнь свою готовы были отдать за нее. И молодая игумения, видя это, не щадила своих сил, не переставая учить и говорить. Горя неземною любовью к Богу, она всегда старалась внушить и другим эту любовь, старалась пробудить омраченную страстями и житейскими попечениями душу, возвысить ее, просветить, указать ей тот путь Евангельских заповедей, хотя тернистый и прискорбный, но единственно верный для спасения, по которому она сама шла неуклонно с юных лет и который считала главной целью жизни, тем более монашеской.Она любила собирать к себе сестер для духовных бесед, не пропуская ни одного случая сказать им слова для пользы души. В первые годы своего игуменства она устраивала "Воскресные чтения" и беседы в трапезе, потом, когда силы ее стали слабеть, она в торжественные праздники у себя дома принимала монахинь и беседовала с ними. На праздник же Рождества Христова и Вербное Воскресение, по обычаю, издавна установившемуся в монастыре, после утрени клиросные провожали игумению с пением и зажженными свечами в ее покои. Здесь, после пения тропаря празднику, всегда говорила она им краткое, но глубоко назидательное слово."Я всегда люблю в праздники поделиться с вами словом, какое Господь положит мне на душу, - говорила она однажды. - Вчера во время чтения Евангелия я как-то особенно обратила внимание на то, что Божия Матерь, слушая рассказы пастырей о явлении Ангела, возвестившего им радостную весть о рождении Спасителя мира, слагала все глаголы их в сердце Своем. Эти слова Евангелия как-то особенно запали мне в душу. И потом в течение всей земной жизни Христа Господа, думала я, Она все глаголы, свидетельствующие о Его Божестве, слагала в Своем сердце. Что же это значит? Значит, они запечатлелись в Ее сердце, остались в нем навсегда, а потому, когда Сын Ее страдал, умер на кресте, когда все оставили Его, даже апостолы, Она стояла у креста с одним из учеников, стояла не как растерзанная, убитая горестью мать, немогущая оставить Его только по жалости. Нет, Она стояла с верою, с крепкою верою, что Он - Господь, что Он воскреснет и воскресит Собою искупленный Им род человеческий. Глаголы, сложенные в сердце, укрепили Ее веру, сохранили от отчаяния. Так нужно стараться и нам воспринять в свои сердца глаголы Господа Иисуса. А мы что делаем? Мы слагаем в свои сердца какие-нибудь неприятные слова, сказанные ссорою, оскорбления, - это мы тщательно храним в нашем сердце, и потому сердце, наполненное этим, малодушно, не способно ни к чему хорошему. При малейшей неприятности воскресает все давно прошедшее, потому что оно там хранилось. А если бы в нашем сердце были глаголы Божии, то они дали бы душе мужество, крепость и силу для перенесения искушений, болезней и всего неприятного, что ни встретило бы нас. Постараемся же подражать Царице Небесной, не будем малодушны".Другой раз матушка говорила им: "Сегодня праздник Рождества Христова. Все мы радуемся явлению Христа на земле и поем в церковной песне, что Он родился в вертепе, что ангелы с пастырьми Его славословят и волхвы со звездою путешествуют! Что это за вертеп, где родился Христос? Мрачная, исполненная нечистоты пещера, в которой находились животные и гады, и не прежде только, но и в то самое время, когда Он родился; они окружали Его и даже согревали. И Господь не возгнушался этим вертепом, возлег в яслях посреди животных и нечистоты. Не такой же ли вертеп и сердце наше, полное животных страстей и всякой нечистоты? И в нем по Своему милосердию вселяется Христос и наполняет его светом и славою; мрак и нечистота не препятствует Его благодати и силе... Ангелы с пастырьми славословят: пастыри - все люди, ангелы - совесть их; она, как ангел-хранитель, показывает человеку добро и отклоняет от зла. Она охраняет человека, она научает славословить Христа... Волхвы со звездою путешествуют: звезда - обстоятельства жизни, они, подобно звезде, ведут ко Христу. Случайностей нет в жизни, но каждое обстоятельство имеет высший духовный смысл, ведет к познанию Бога. Дай, Господи, чтобы всех нас наша звезда привела поклониться Господу".И еще говорила, вспоминая одну песнь из канона, накануне Рождества Христова [1]: "Простре земля плещи своя, - читали вы вчера, - и приемлет Приемлющаго Зиждителя славу от Ангел, от Небес же звезду, от пастырей хваление, от волхвов же дары и от всего мира познание. На последнем слове: от всего мира познание особенно остановилось мое внимание. И всегда в церковных песнопениях, но в особенности в великие праздники, как например, сегодня, когда мы празднуем Рождество Христово, душе, ищущей Господа, открываются великие таинства. Слова служб церковных, церковных песней - это море необъятное! Так вот на этом, говорю, слове остановилось мое внимание.Господь - Творец всего: ангелов, неба и земли, и Он принимает дары от всех Своих творений. Вы иногда приносите мне, например, дары; но это ваше собственное, а Господу, от Которого мы получили все, что можем мы принесть? Все наше - Его, от Него полученное. Но Господь благоволил принять дары от всех, и в этом видно Его смирение, как бы умаление. Итак, первые принесли славословие ангелы, потому что они ближе стоят, ближе зрят величие Божие; потом небо, то есть видимое, как бы земное небо, - звезду; пастыри в простоте сердечной - хваление; волхвы, как цари и богатые люди, принесли и богатые дары, а все мы, обыкновенные люди, должны принести познание.Мы не можем принесть ни славословия с ангелами, потому что не видим ни тайн, ни судеб Божиих; не можем принесть звезды, то есть чего-либо светлого, просвещающего и других; не можем равняться с волхвами, потому что не имеем богатства даров, ни телесных ни духовных, не имеем простоты пастырей.А потому принесем со всем миром познание. Мы должны принести его непременно!""Страстная седмица есть приготовление к Пасхе, - сказала однажды матушка клиросным после утрени в Вербное Воскресение. - Святые отцы установили Страстную седмицу перед Пасхой для того, чтобы напомнить нам, что Христос пострадал прежде, а потом воскрес; так каждая душа должна непременно пострадать, должна очиститься страданиями от страстей, выйти из них, должна потерпеть вольные и невольные страдания. Вольные страдания - это внешние подвиги и труд над очищением сердца, а невольные - скорби, поношения и оскорбления. Это и есть тот крест, который, вы поете, нужно взять: И вси вземши крест своей.У каждого человека свой крест, и он должен взять его, а не отрекаться от него. У нас же, живущих в монастыре, главный крест - повиновение, отсечение своей воли, послушание.И мы должны взять его с любовию. Дай, Господи, всем нам поднять свой крест, чтобы воскреснуть душою!"Своим более близким духовным ученицам матушка говорила в день Рождества Христова: "Рассказывайте мне, рады ли вы празднику или у кого-нибудь, может, душа скорбит? Душа может радоваться празднику и может скорбеть; может скорбеть как-то безотчетно, может скорбеть от того, что не получает желаемых утешений (пошел бы туда, куда тянет, да нельзя, а то, пожалуй, так одинока, что вовсе некуда и пойти), может скорбеть и от того, что щи нехорошие в праздник и пр. Кто ищет таких утешений, о которых я сейчас сказала, тот далеко уклонился от истинных утешений; он не получит их никогда, потому что ищет их не там, где нужно, он ищет не того, чего нужно. То, чего он ищет, никогда не наполнит пустоты душевной. Значит, для того, чтобы радоваться празднику, нужно уметь приготовить свою душу к принятию благодати Божией, которая подается в праздники достойным и которая есть истинное утешение души. Как же приготовить свою душу к этому? Нужно отрекаться земных утешений, трудиться над своим сердцем, отсекать желание этих утешений, стремиться к Господу: в Нем Едином искать утешений, Его Единого желать. Такая душа, душа истинно ищущая Господа, непременно ощутит в себе Его благодать и возрадуется о Господе в день праздника. Скажу вам в пример: те из вас, которые ходят ко мне с искренним желанием одной душевной пользы, ища именно пищи душе, те и обретают ее; они настолько воспринимают слово мое, что оно мгновенно врачует, укрепляет, окрыляет их, сам даже чувствуешь какую-то силу, переходящую в слушающего. Те, которые ищут не спасения души, а моего покровительства, защиты от послушания и прочее, те не оживляются моим словом, а, напротив, приобретают какую-то тяжесть в душу, потому что эта душа не того ищет, что подается ей. Если мое слово так сильно и действенно в сердцах верующих, то насколько же сильнее и действеннее благодать, изливаемая Господом в сердца, ищущие Его Единого! Как же Он не утешит и не возвеселит душу, отвергшую все земные утешения и к Нему Единому стремящуюся!..Арсений Великий так проводил праздники: став на колени еще накануне, при закате солнца, и воздев руки к небу, он простаивал так опять до заката солнца; он забывал, что нужно поесть или отдохнуть ради праздника - такое обилие благодати было ему ниспосылаемо; но это слишком высокий для нас пример. Вот другой, более подходящий к нам: это Вифлеемские пастыри. Они сподобились видеть Ангела, возвестившего им Рождение Господа за то, что бдели, берегли свои стада; будем же и мы подобно им бдеть, трудиться, нести возложенное на нас, и Господь не оставит утешать нас, и наши сердца возрадуются истинною радостию".И еще говорила так: "Я думаю, все вы пришли за тем, чтобы услышать какое-нибудь слово назидания. Нужно, когда мы бываем в церкви, и в особенности в праздники, брать себе в сердце особенно какое-нибудь слово. Все слова, все песни церковные очень поучительны, потому что написаны святыми отцами. Они в эти праздники молились Господу, размышляли о делах Божиих, и Дух Святой внушал им высокие духовные познания. Вы сейчас пели о волхвах, что они пришли поклониться Христу и их привела звезда. Как только они увидели ее, то пошли за нею и не близко им было идти, и не без трудности они шли, нужно было многое перенесть, многому учиться, им нужно было учиться некоторым языкам: Сирскому и другим; потом были они и у Ирода, коварного и лживого царя, но они нигде не останавливались, и звезда довела их до Христа, и они поклонились Ему. Так каждый человек должен идти ко Христу, и у каждого человека есть звезда, непременно есть: это - его стремление, стремление души. Только не все стараются принять правильное внушение этой звезды. Иной направляет свое стремление к исканию богатства; он ищет его, лишая часто себя покоя, подвергаясь опасностям, закупает товар, предпринимает плавание по морю с кораблями; иной засевает хлеб и трудится, не щадя себя, и это все он делает для обогащения себя; другой стремится к приобретению чести и славы и тоже подвергается опасности. Но это, я говорю, люди, которые неправильно поняли внушение своей звезды и попали на ложный путь. Звезда каждого человека ведет к Господу, потому что душа каждого человека создана по образу Божию и по подобию. Он ее Единственное благо и утешение, к Нему Единому и должна она стремиться. Не думайте, что только избранные души имеют это стремление, нет, но сами мы заглушаем это стремление и стараемся удовлетворить душу чем-то другим. Звезда, которую видели волхвы, была видима всеми, всем она светила, всем предвозвещала Христа, но не все пошли кланяться Ему, потому что не хотели понять, что она возвещает Христа, принимали ее как знамение какого-нибудь собственного благополучия или счастья земного. Иные называли ее звездой своего счастия, иные - знамением, что родится у кого-нибудь сын или какой сильный земной царь. И кроме этих трех человек никто не вознесся выше земных понятий, так все оземленили свои сердца. Будем же мы внимательнее к своей звезде, а то она у нас то блеснет, то опять затмится, будем очищать от страстей свое сердце, и она воссияет нам ярко и поведет нас ко Христу, как привела волхвов Вифлеемская звезда! Дай, Господи, сего всем нам!"На Пасху собравшимся к ней сестрам матушка говорила: "Я очень любила еще с детства малый пасхальный ход, с которым ходила всегда, несмотря ни на какую погоду. А теперь недавно я узнала, что этот крестный ход установлен Церковью в память жен-мироносиц, ходивших рано ко Гробу Христову. Теперь он меня умиляет еще более. Вся жизнь мироносиц есть путь для всякой души. Каждая душа должна последовать Христу, как следовали за Ним мироносицы. В молодости я думала, и вы, вероятно, иногда думаете и говорите: "Вот если бы Спаситель жил в наше время, мы последовали бы Ему, как мироносицы", но Христос ведь всегда с нами и даже в нас. Он Сам сказал: Се Аз с вами есмь до скончания века! (Мф. 28, 20). А апостол Павел говорит: Или вы не знаете, что Христос живет в сердцах ваших? Значит и теперь можем мы и должны последовать Христу, подражать мироносицам. Они, несмотря на то, что были женщины, каждая имела семью, оставляли все и ходили за Господом. Страна была знойная, безводная, приходилось терпеть и жажду и лишения, но они шли. И как Господь и ученики Его ничего с собой не носили, то эти жены служили им от имений своих, как сказано в Евангелии. Они носили для них одежды; Божия Матерь иногда посылала с ними нужное для Господа. Почему же они шли за Господом? Потому что они дорожили каждым Его словом, потому что некоторые из них получили от Него исцеления. И мы, каждая душа, должны дорожить каждым словом Господа, искать Господа в Евангелии. Ведь там каждое слово, каждая строчка - есть свет, есть путь, правило жизни для души. Как-то у меня было много дела, много разговоров, и я отяготилась ими и взяла скорее Евангелие, чтобы хоть одно какое слово прочесть, просветить душу. Раскрываю Евангелие - и как раз ни одного слова учения, но все исцеления и исцеления. Как Господь исцелил слепорожденного, как от водяной болезни, как расслабленного; я сначала искала слово учения, а потом сказалось в моей душе, что и все исцеления есть тоже учение для моей души. Если Господь исцелил прокаженного, исцелит и мою душу прокаженную, исцелит меня, слепую; и как от водяной болезни исцелил страждущего, так исцелит мою душу, через которую проходят целые потоки страстей. И так каждое слово, каждое дело Евангелия воображает в нас Христа. С каким самоотвержением мы должны последовать этому слову! Начиная с первой беседы от Матфея: Блаженны нищие духом, блаженны кроткие! - Господь учит нас, какою должна быть душа, призывает на этот путь! Далее Он учит любить врагов, положить за други своя душу свою! Всему этому учению мы и должны последовать с самоотвержением. Почему же мы не последуем ему? Потому что любим свои страсти, услаждаемся ими; или просто находимся в разленении, омрачении и не хотим выйти из них. Не хотим последовать слову Христову потому, что оно жестоко, оно - меч обоюдоострый для наших сердец, полных страстей. Но необходим труд и самоотречение, только нуждницы восхищают Царствие, нужно востягнуть себя. И в каком бы мраке душа ни находилась, искать выхода по слову Христову, искать Христа, как искали Его мироносицы. Они искали Его во мраке ночи, Мертвого, и нашли Живого Бога. И в нашей душе есть Христос, но Он жив в Евангелии, и оно светит нам, показует нам Его образ во свете. Востягнем себя, восприимем труд, оставим разленение, последуем мироносицам; дай, Господи, нам всем этого! Мы не следуем Христу, потому что любим страсти, соуслаждаемся ими и как бы не знаем, что последование Христу, всякое малейшее исполнение делом Его слова приносит душе величайшее благо, что благо последования по пути, указанному в Евангелии, есть несравненно выше и лучше всех благ мира!"О значении поста матушка однажды сказала: "Многие ученые нашего века говорят, что пост и все чиноположения церковные есть пустая обрядность, внешность, ни к чему не ведущая. А я чем больше живу, тем более убеждаюсь, что все законоположения, установленные святыми отцами по внушению Святого Духа, есть величайшее благо, данное нам Господом, что все они необычайно спасительны по благодати, присутствующей в них. Ученые говорят: "Все это пустяки, важны только истины Евангельские". Я же скажу, что прямо постигнуть, стать на Евангельские истины невозможно, обходя и пренебрегая уставами Церкви. Они, только они ведут нас к высочайшим истинам учения Христова. Теперь мы говорим о посте, то есть о воздержании от многоедения и от излишеств вообще для того, чтобы сделать тело наше более легким и тонким, более способным для духовных ощущений. И Господь Иисус Христос освятил это установление Церкви сорокадневным постом, и пост стал спасительным для нас, хотя мы по немощи нашей проводим его совсем не так, как должно бы.Но мы должны веровать, что наше естество через сорокадневный пост Господа Иисуса Христа очищено и сделано способным к духовным ощущениям. Мы должны веровать, что пост спасает нас не за наши подвиги, а благодатию присущей ему, как установлению церковному. Один церковный звон подает нам спасение, напоминая нам своим погребальным тоном о смертности всего земного. Воздержание от пищи учит нас воздержанию от помыслов и чувствований страстных. Воздержание есть первый шаг во всех добродетелях... Господь Иисус Христос говорит: Возлюби врагов своих, то есть злословящих тебя и укоряющих! Как же это сделать? Он злословит тебя в лицо, не можешь же ты вдруг возлюбить его сейчас? Во-первых, воздержись, чтобы не ответить тебе тоже бранью. Далее воздержи свой помысл от дурной мысли об этом человеке, и так дальше. Значит первый шаг к любви - воздержание. Оно же приводит и к помощи Божьей. А помощь Божия тогда сделается для тебя необходимой, когда ты станешь на воздержание от чего бы то ни было. Тут ты увидишь, что твоих собственных сил слишком мало, что тебе необходима помощь Божья и станешь просить ее всем существом своим. Так приобретается истинная молитва. Потом, во время поста, наше обычное говенье, исповедание грехов и причащение Святых Таин, кроме тех даров благодати, которые подаются нам при исполнении всего этого, напоминают и подвигают нас к тому величайшему покаянию, к которому мы должны прийти жизнью. Напоминают о том исповедании, которое должен принести человек непосредственно Господу, в глубочайшем познании своего падения и величайшей греховности своего естества, за которым должно последовать вечное соединение с Господом Иисусом Христом. Вот блага, которые происходят от поста. Не станем бояться его и того, что проведем его не так, а станем радоваться, что он так спасителен!"Так всегда, при всяком удобном случае, учила матушка Игуменья своим живым словом, учила еще более примером своей жизни, своей безграничной любовью и верой в Бога, своим состраданием к людям. Слово ее никогда не было резким, обличительным; наоборот, в нем всегда видна была нелицемерная любовь и сострадание к людям, к их немощам и даже порокам. Не осуждая никого, она лишь глубоко скорбела о падении человека, которому спешила подать руку помощи. От того-то, может быть, слово ее и производило такое глубокое впечатление. "Не раз случалось, пока дойдешь от матушки до своей келлии, столько прольешь невыразимо сладких слез, чувствуешь, точно вся душа изольется в слезах, так сильно действовало живое слово матушки", - говорила одна из ее учениц.Рассказывают так об одном трогательном случае, бывшем в первые годы ее игуменства: в монастыре находилась тогда одна монахиня А., уже немолодая, но, к несчастью, одержимая страстью пьянства.Много терпела обитель из-за нее неприятностей и укоризн, но ни уговоры других сестер, ни насмешки посторонних, ни даже наказание не могли подействовать на нее. Находясь почти всегда в пьяном виде, она потеряла даже и образ человеческий и была в презрении у всех. Раз в таком нетрезвом виде отправилась она в соседнюю станицу, откуда была доставлена домой почти без памяти. Об этом доложили игумении. Дня через два, когда она немного отрезвилась, матушка зовет ее к себе. Со страхом, едва дерзая поднять глаза, почти с отчаянием в душе, переступает виновница порог настоятельского дома в ожидании наказания от молодой, строгой, как говорили, начальницы. И что же? Матушка Арсения зовет ее в свою комнату и там, как родная мать, долго с любовию увещевает ее, стараясь дать понять, как огорчает она своим непотребным поведением Господа, Которому обещала служить, поступая в монастырь. Давно не слыша ни от кого ласкового слова, А. упала в ноги к матушке, со слезами и чистосердечным раскаянием прося прощения и обещая никогда не пить более. "Я не требую от тебя этого, - сказала ей игумения, провидя, что она не в состоянии совершенно отстать от своей страсти, слишком вкоренившейся в ней. - Только об одном прошу: не срами монашества, не выходи из стен обители в таком виде. Если же у тебя явится искушение, и ты не в состоянии будешь его побороть, приходи ко мне, я буду давать тебе выпить сколько надо". Долго беседовала с нею матушка Игумения и, отпуская, обещала молиться за нее. Совсем умиротворенная, словно перерожденная, вышла А. из игуменского дома, и с тех пор возымела особенную любовь и веру к своей начальнице. Хотя и случалось ей еще иногда выпивать, но поведение свое она исправила и стала опять человеком.Между тем матушке Арсении случилось быть в Себрове, куда она ездила почти каждый год навещать отца. И вот однажды, во время разговора со своей келейной, монахиней Агнией, сопровождавшей ее, матушке было такое видение: "Я увидела себя (рассказывала она), что я стою в монастыре в церкви на своем месте. Монахиня А. подходит ко мне, вся в слезах, бросается в ноги, а я поспешно покрываю ее своей мантией и... прихожу в себя". Хотя это было почти одно мгновение, но Агния не могла не заметить перемен в лице матушки и стала спрашивать, что с нею. Матушка рассказала, прибавив, что, вероятно, случилось что-нибудь особенное с А., и велела записать число и час. Вернувшись через некоторое время в монастырь, они узнали, что именно в этот день и час А. скончалась. Чтобы спасти человеческую душу от погибели, матушка Арсения не щадила себя и свое самолюбие. Многие в монастыре не понимали ее, осуждали за то снисхождение, которое оказала она монахине А. Им казалось, что начальница должна была строго наказать провинившуюся. В особенности многих смутило то, что игумения даже велела ей приходить к себе в дом, когда ей придет надобность выпить. Разумеется, матушка Арсения не могла не слышать все эти разговоры, но, пренебрегая людским мнением, она все покрыла любовью. Она понимала, что угнетенное состояние духа монахини А. не вынесло бы не только наказания, но даже просто выговора и, Бог знает, чем кончила бы А., поступи с нею игумения строго.Из учениц, близких по духу матушке Арсении, находились и такие подвижницы, как Рипсимия, впоследствии схимонахиня Пафнутия, о которой нельзя не сказать здесь хоть несколько слов.Жизнь ее протекла в полном самоотвержении и подчинении сначала схимонахине Ардалионе, а потом матушке Игумении. Находясь в духовном повиновении у схимницы Ардалионы, Рипсимия говаривала: "Жив, мертв, надо исполнить слово наставницы!" Иногда же борьба была так велика, что Рипсимия заболевала. "Двадцать семь горячек перенесла я, - говорила она, - стараясь не отпасть от слов матушки-схимницы". По смерти же схимницы Рипсимия всю веру свою перенесла на матушку Игумению, в словах которой находила утешение и поддержку, сильно скорбя о потере горячо любимой наставницы. В 1865 году была окончена в саду маленькая келлия, готовившаяся для затвора схимницы Ардалионы. Сюда уходила иногда матушка Арсения, отягощенная своим послушанием и желая собраться с духовными силами, и всегда брала с собою Рипсимию. Здесь они проводили суток двое в молитве, чтении, духовной беседе и, подкрепленные духовно, опять возвращались в игуменские покои. Особенно как-то любила матушка эту уединенную келлию, которую называла своей "немощью", говоря: "Если б в молитве нашей было меньше чувственности, то все пополняло бы ее, а то иногда мешают ей и каноны, и богослужение, и нужны нам для собранности внимания темные келлии, как моя в саду". После принятия схимы с именем Пафнутии и подвига совершенного молчания, которым она подвизалась целый год, Рипсимия стала просить матушку Игумению отпустить ее в затвор, в садовую келлию, где и жила в совершенном уединении, посте и молитве. Пищу ей приносили по ее просьбе через день из игуменской кухни самую постную. Иногда же случалось, что келейные игумении забывали о ней, и она проводила по несколько дней совершенно без пищи, за все благодаря Бога. Видя ее духовную жизнь, матушка Игумения благословила ее принимать у себя сестер обители, желавших слушать духовное слово. Безропотно повиновалась она этому, хотя это послушание часто тяготило ее, тем более что сама привыкшая всегда повиноваться наставнице, она не видела в других послушания ее слову. Однажды, уже удрученная годами и ослабевшая от усиленного подвига, она стала говорить матушке Игумении, что не может больше принимать к себе сестер, что не видит в них никакого труда над собою, а себе одно смущение и расстройство души. "Да, - отвечала матушка Арсения, - чтобы послужить ближнему делом и словом, мало одной любви к ним, нужно еще считать их лучше себя". Это слово глубоко запало в душу схимницы. Когда в следующий раз пришла к ней матушка, то увидела эту верную послушницу принятого слова всю сокрушенную, всю умиротворенную тишиною духовного смирения. Она мирно скончалась в 1878 году, окруженная единодушными ей сестрами, через несколько часов после принятия Святых Таин, во время чтения акафиста Успению Божией Матери. За год до ее смерти, во время своего ревизионного объезда по епархии Преосвященный Епископ Никанор, Донской викарий, посетил УстьМедведицкий монастырь. Посещая келлии сестер, он зашел и в пустынную келлию схимницы Пафнутии. Видя старицу, всю иссохшую от поста и подвигов, он в беседе с нею уговаривал ее поберечь своего ветхого человека, чтобы не прекратилась прежде времени земная жизнь, не прервался бы подвиг духовный. Когда Владыка вышел из ее келлии, то, обратясь к сопровождавшей его матушке Игумении, сказал, что схимонахиня произвела на него весьма приятное впечатление.Преосвященный Никанор не раз после этого бывал в УстьМедведицком монастыре, заезжал и в Себрово, и всегда находил особенное удовольствие беседовать с матушкой Игуменией. Он и после выезда из его епархии не прекращал этих бесед с нею в письмах, и до самой смерти своей, можно сказать, благоговел перед матушкой. Когда при нем, в бытность его архиепископом в Одессе, в тамошнем женском монастыре умерла игумения, он просил матушку Арсению переехать к нему в епархию. Но, привыкшая к своему пустынному монастырю, матушка не согласилась на его предложение и послала, по его просьбе, из своей обители на игуменство в Одесский монастырь монахиню Миропию. Но и потом их духовные сношения не прекращались, и незадолго до своей кончины он прислал ей пять томов нового издания своих проповедей с надписью: "Широкой натуре, глубокому сердцу, высокому уму, развитому христианскому чувству игумении Арсении, разнообразно благодарный недостойнейший Никанор, Архиепископ Херсонский и Одесский, умирающий, просящий молитв".Матушка Арсения тоже высоко ценила ум и необыкновенный дар слова этого знаменитого проповедника и смерть его, можно сказать преждевременная, глубоко опечалила ее.Песнь 3я Канона Предпразднства Р. Х. на повечерии. Минея, дек. 22. С. 286. - Ред. ^

Часть 7

Устроив в монастыре школу, матушка Игумения приступила к осуществлению другой давнишней своей мечты, а именно: к постройке в монастыре обширного храма во имя иконы Казанской Божьей Матери, каковая благоговейно чтится в обители и окрестностях. В 1871 году, с согласия всех сестер, матушка Игумения обратилась с прошением к архиепископу Платону о разрешении строить храм и, получив благословение, 23 июня 1875 года приступила к закладке его. Немало скорбей, трудов и бессонных ночей стоила матушке Игумении постройка этого храма. Часто во время успешного хода дела вдруг являлось какое-нибудь препятствие, которое, казалось, должно было надолго остановить работу, но тут же являлась и неожиданная помощь, которая, как особенная милость Царицы Небесной, покровительствовавшей Своей избраннице, укрепляла бодрость ее духа. Не раз бывало, когда матушка, истратив все последние деньги, с тоской и болью в сердце думала, чем придется расплачиваться завтра с рабочими, вдруг на другой же день совсем неожиданно являлся какой-нибудь благодетель, или с почтой получалось пожертвование на святое дело в количестве именно той суммы, которая требовалась для расплаты.Проект храма был составлен академиком Горностаевым, который, за отдаленностью монастыря от столицы, не мог сам руководить работами. За него руководила ими лично сама игумения. Ничто не предпринималось без ее указаний. Входя в самые мельчайшие подробности постройки, она посвятила все свои силы этому делу, не щадя ни своего здоровья, ни покоя. С самого раннего утра можно было видеть ее, с палочкой в руке, на постройке, где она часто проводила почти весь день, отрываясь только по каким-нибудь другим, требующим ее присутствия, монастырским делам.С Божьей помощью постройка подвигалась вперед. Уже к началу 1877 года каменные и кирпичные кладки стен были окончены и сведен главный свод купола. После чего были поставлены белые мраморные колонны в части притвора, пожертвованные неизвестным благодетелем через Петра Александровича Брянчанинова.Еще до начала постройки храма матушка познакомилась с духовной семьей недавно почившего епископа Игнатия (Брянчанинова) - аскета и выдающегося проповедника. В конце 60-х годов появились в печати в первый раз собранные его аскетические проповеди и биография, составленная его учениками. Матушка Игумения, всегда интересовавшаяся духовной литературой, при чтении их была поражена не только высоким словом его проповедей, но главное тем, что учение его было поразительно схоже с учением схимницы Ардалионы. Узнавши, что родной брат его, Петр Александрович, живет в Николо-Бабаевском монастыре Костромской губернии (место покоя и кончины покойного епископа) и что настоятелем там архимандрит Иустин, ближайший его ученик, матушка Арсения, бывши в Москве, проехала туда, чтобы поклониться праху великого проповедника и познакомиться с его учениками. Как родная была встречена она архимандритом и Петром Александровичем, который потом стал одним из почитателей матушки и принимал постоянное деятельное участие в построении храма, помогая своими средствами, советами, и не раз, несмотря на свои преклонные годы, по просьбе ее ездил даже в Петербург и Москву по делам постройки. Всесторонне образованный человек, понимавший глубоко духовную жизнь, П.А. также не мог не заметить в словах и духовных понятиях матушки Арсении много общего с дорогим для него словом покойного брата, и это обстоятельство, быть может, еще больше сблизило его с матушкой Арсенией, которой он стал выказывать преданность, безграничное доверие и почтительную сыновнюю любовь. После его смерти остался целый том матушкиных писем к нему, выдержки из которых помещены в конце этой книги.Почти 15 лет продолжался труд матушки Арсении над постройкой храма, прежде чем она могла увидеть его вполне оконченным и насладиться его красотою."Этот храм - чудный образ духовной борьбы,Подвиг инока в деле спасенья.Он - созданье твоей задушевной мечты,Он всей жизни твоей воплощенье.Пред величием дела бессильны слова,Им не надо речей громогласных:Они сами, родная, поют за тебя,Поют гимн твоей жизни прекрасной.................................Величает тебя и живая душа,Величает и камень безгласный".Так выразил в обращении к матушке Игумении один молодой поэт, случайно посетивший пустынную обитель на берегах Дона, свой восторг пред величьем дивного храма и благоговейное чувство перед смиренной труженицей, строительницей его, не щадившей ничего для созидания на земле храма Тому, Кому с юных лет посвятила всю свою жизнь, Кому и в душе своей, чистой и светлой, уготовила храмину большую устланную, убранную, всю озаренную кротким сиянием Света Христова.Да, невольно приходит на мысль: если с течением времени люди забудут имя матушки Арсении, то памятники, которые она оставила после себя, те "камни безгласные", будут стоять века, напоминая собою о ней!"Храм, созданный на скудные монастырские средства, трудами настоятельницы и инокинь, без сомнения, составляет украшение всей Донской земли, - пишет Д.Н. Правдин в своем очерке об Усть-Медведицком монастыре. - И, действительно, величественный храм этот приводит в восхищение всякого образованного человека и вызывает слезы умиления у людей простых сердцем. Редко можно встретить столько изящества, столько вкуса, столько простора и света, как в нем. Начиная с иконостаса, сияющего тонкой золоченой резьбой, с чудной живописью работы иеромонаха Троице-Сергиевой Лавры о. Симеона, поддерживаемый шестью мраморными колоннами в части притвора, с дивным куполом, в котором изображена Святая Троица, окруженная Архангелами и Ангелами, и кончая самыми мельчайшими деталями, он весь - воплощение красоты и изящества!Под сводами его внизу, почти в земле, находится еще один храм с алтарем, освященным во имя преподобного Арсения Великого. Он сооружен на средства сестры м. Игумении, монахини Марии. Здесь нет ни блеска, ни света, ни ярких красок, но своей своеобразной красотой, таинственным полумраком, он как-то особенно действует на душу, располагая к молитве и созерцанию. Молясь в нем, невольно переносишься мыслью к первым векам христианства, когда верные должны были совершать службу, возносить свои молитвы Господу в подземных катакомбах. Иконостас же напоминает другое время - время процветания монашества, пустынножительства. Рядом с местными иконами с одной стороны изображен первый пустынник - Иоанн Креститель, с другой - Арсений Великий и, наконец, - Мария Египетская. Сколько примера живой веры, чудных подвигов, великого самоотречения! Этот храм теперь особенно дорог сестрам монастыря: под сводами его покоится прах так горячо любимой ими, незабвенной для них, Игумении Арсении и сестры ее - монахини Марии. Сколько слез, сколько вздохов, сколько молитв возносится теперь там при слабом мерцании лампад над их могилами.В части же притвора (или трапезной) взор невольно останавливается на тех изречениях об иночестве, которые написаны на каменных столбах, поддерживающих своды храма. Много можно передумать, перечувствовать, пережить душою, читая эти мудрые слова святых отцов. Инок есть бездна смирения, - читаешь на первом из них, и дальше: Инок есть страж чувств - души безмолвие - молитвенник за мир - высота преподобия. - "Преподобия, или уподобления Христу", - как объясняла м. Арсения. Каждое изречение - это целый путь труда над собою для тех, кто решится стать на него. И в этом дивном, полном света и простора храме, возвышающемся над землей своими главами и крестами, и в полумраке нижней церкви, и в этих глубокомысленных изречениях, начертанных на столбах, видна одна и та же мысль, одно и то же стремление, один и тот же молитвенный порыв к небу, к Престолу Царя Царей, которыми была переполнена душа строительницы.

Часть 8

Игуменьи Арсении было недостаточно тех трудов, которые несла она при постройке храма. 10 июля 1874 года, в день памяти святого Антония Печерского, смиренная подвижница приступила еще к новому дивному подвигу. Проводя весь день в заботах о постройке храма и другим делам по управлению обители, она по ночам начала рыть пещеры. Что заставило ее взять на себя столь великий труд - неизвестно. Чувствовала ли она необходимость смирять свою плоть физическим трудом, или сердце ее, переполненное любовью к Богу, не знало, чем выразить эту любовь? Про то ведала ее душа да сердцеведец Господь. Но пещеры эти воочию показывают нам как чрезмерный труд ее подвига, так и то, что, действительно, сила Божия в немощи совершается. Невозможно подумать, чтобы слабыми женскими силами могли быть вырыты те пещеры, которые существуют в монастыре, да притом вырыты руками, непривыкшими к физическому труду. Понятно, что и тут действовала особая сила Божией благодати.Пламенная любовь ее к Богу, казалось, не знала пределов, ей хотелось прославить Его Святое Имя не только на земле, где воздвигала она Ему алтари, но и глубоко под землею желала она изобразить то, над чем чаще всего останавливался ее ум, чем всегда было переполнено ее сердце. "Даждь ми, да сердце мое не судит ино что ведети, точию Тебе распята", - сказано в акафисте Страстям Христовым [1]. Не этой ли мыслью, не этим ли святым желанием горело сердце подвижницы, когда она бралась за свой подвиг?Посвящая Богу все свои труды, каждую свою мысль, Игумения Арсения возымела желание изобразить в недрах земли последние дни земной жизни Господа Иисуса Христа, Его страдания и крестную смерть, а также ублажить там страдания Божией Матери во время распятия Ее Божественного Сына. Пред этими страданиями Богоматери матушка Арсения особенно благоговела. Она всегда желала составить особый акафист, где бы выражено было благоговение и страдание христианской души к материнской скорби Божией Матери. По этому поводу она даже обращалась письменно к одному священнику: "Вы имеете дар от Бога прославлять акафистным пением Господа и Его угодников, - писала она ему. - Думаю, вы могли бы, при помощи Божией, исполнить одно давнее желание моей души - составить один акафист, который я духом возношу, обношу в сердце, но словом выразить не могу, - не дано мне этого дара. Еще с самых молодых лет я любила читать акафист Христовым Страстям, поклонение им в стихах, составленных святым Димитрием Ростовским. Знала я их наизусть, занимаясь иконописанием, читала и пела их на гласы, умиляясь душою, сокрушаясь сердцем. При этом я вспоминала то страдание, которое претерпела Пресвятая Дева, Матерь Божия, при страдании Своего Божественного Сына. Как поразила Ее весть о предании Господа Его учеником, как мучилась Она во время суда над Иисусом, во время Его поругания и все дни до Воскресения Христова!

Потом страдание, когда в Иерусалиме Она потеряла Господа Иисуса и искала Его боляще три дня. Так идет воспоминание через всю жизнь Богоматери. Недавно я вспомнила о вас, и с тех пор ежедневно моя мысль обращается к вам, и мое чувство говорит мне, что Царица Небесная поможет вам ублажить Ее страдания и согреть ваш дух, чтобы составить умилительное пение в честь Ее скорбей. При этом я позволю себе высказать несколько своих желаний.Из всех акафистов, составленных в честь Богоматери, один акафист Благовещению (отчасти еще Успению) производят на душу такое действие, что представляют ей Самую Богородицу, Царицу Неба и земли, Виновницу нашего спасения. Другие акафисты, составленные в последнейшее время, имеют земной отпечаток. В них составлены умилительные моления, но все больше прошения земных благ или излияния земных скорбей! В акафисте же Благовещению изображены, сколько возможно уму человеческому, самые свойства Богоматери. Так бы желала моя душа, чтобы в акафисте Страстям Богоматери не были изображены Ее скорби и терзания, - эти чувства Ее уже изображены в плаче Пресвятой Богородицы о распятии Господнем. Мне хотелось, чтобы всякое событие, каждое воспоминание о пережитых Ее страданиях говорило об Ее твердой вере, об Ее неуклонной надежде, об Ее безмерной любви к Господу, Сыну Своему. Чтобы эти духовные Ее дарования являлись в Ней выше Ее материнских чувств. Ее любовь к человечеству, которое пришел Господь спасти и ради которого Он страдал, была бы ясна в Ней, стояла бы выше личных Ее чувств и показывала бы Ее высокое самоотвержение. Самое уничижение Господа, не приводящее Ее в отчаяние, являет в Ней Ее глубокое смирение, Ее отвержение мира, презрение Ею чести и славы ради великих целей, которые Она прозревала Своей Пречистой душою. Она желала вместе с Своим Божественным Сыном этого великого жертвоприношения и, умирая вместе с Ним, неуклонно веровала, что это бессмертное Семя, бросаемое в землю, принесет плоды жизни вечной для всего человечества.В акафисте Страстям Христовым столько величества, Божества... Изобразите нам великий образ Его Пречистой Матери, изнемогающей под тяжестью страданий Ее Предвечного Сына и предстоящей Ему неуклонной верою и любовью вполне самоотверженною. Я не прошу вас написать его сейчас или вскоре. Пусть это будет труд многих лет, произведение не ума, а умиленного сердца, слова не умышленные, но из сердца вылитые во время молитвы. Я уповаю, что Господь поможет вам ублажить страдание Богоматери и тем утешит мой дух и многих верующих".Неизвестно, что ответил матушке Арсении священник и был ли написан им желаемый ею акафист, но письмо это, как живое слово самой матушки, ясно изображает то высокое состояние ее духа, ту горячую любовь к Господу Иисусу Христу и Его Пречистой Матери, те святые чувства, которыми было переполнено всегда ее сердце, и тем более в то время, когда бралась она за свой новый труд.Ход в пещеры - из притвора Арсениевской церкви. Пред входом - маленькая комната, где раздают богомольцам свечи. В этой комнате над дверьми, ведущими в пещеры, - изображение Страшного Суда; пройдя из них узким коридором несколько шагов, встречаем другие двери с иконой над ними Входа Господня в Иерусалим. Отсюда начинается спуск в пещеры, которые имеют направление в гору на юг, на расстоянии 77 сажен. Устройством своим они напоминают пещеры Киево-Печерской Лавры: стены, потолки грунтовые, цементированы, пол кирпичный, тоже залит цементом. Главный ход пещер назван матушкой Арсенией "Крестным путем Спасителя"; здесь по стенам висят иконы с изображением последних дней жизни Иисуса Христа, начиная с моления Спасителя о Чаше в Гефсиманском саду и кончая Голгофой, где в углублении стены Крест с Распятым Спасителем во весь рост и предстоящими Божиею Матерью и любимым Его учеником. Другую часть пещер матушка назвала "Страстным путем Божией Матери", в память страдания Царицы Небесной, которое испытывала Она, спеша к месту казни Своего Божественного Сына. Напротив того места, где изображено падение Спасителя под Крестом, находится икона Божией Матери, именуемая "Семистрельная", или "Симеоново проречение". Это место изображает собою тот момент, когда Пресвятая Дева, спеша к Своему возлюбленному Сыну и увидя Его падшим под тяжестью Креста, почувствовала, что оружие прошло Ее душу.Рыла пещеры матушка Арсения не одна. В этом помогали ей некоторые из ее близких духовных дочерей и келейные: матушки Никодима, Агния и Викторина, впоследствии схимонахиня Тихона, особенно преданная своей игумении. Ей в последние годы своей жизни м. Арсения не раз открывала просветленное состояние своего духа и, видя ее смирение, кротость и сосредоточенную жизнь, пожелала еще при своей жизни постричь ее в схиму."Работая в пещерах, - рассказывали они потом, - матушка все время или творила молитву Иисусову, или читала акафист Страстям Христовым, да 17-ю кафизму псалтыря, которую знала наизусть и нам велела выучить. Лишние разговоры, кроме самого необходимого, матушка строго запрещала. Скажет, бывало, то, что нужно, и опять за молитву. Утомившись же, вместо отдыха пламенно, долго молилась у Распятия и с обыкновенным бодрым духом опять принималась за работу". Нередко случалось во время работы, что большие глыбы земли падали на пещерниц, но матушкиными молитвами никакого несчастного случая с ними не было. Однажды огромный камень вместе с землей свалился сверху и чуть было не убил и самую матушку Арсению. По счастью, стоявшая позади келейница вовремя заметила в своде большую трещину и, не потеряв присутствия духа, успела столкнуть матушку с места, так что упавший камень лишь слегка задел ее за спину, не причинив ей никакого вреда.В конце пещер матушка Арсения предполагала устроить церковь и даже вырыла для этого место. Но осуществить этого желания не хватило у нее ни здоровья, ни сил, окончательно подорванных чрезмерными трудами. Пещеры были окончены ко дню освящения Арсеньевской церкви и теперь часто посещаются богомольцами, в особенности из простого народа, всегда с любовию и вниманием слушающих рассказ монахинь о том, как трудилась матушка Игумения, сама роя пещеры.Но несмотря на все свои великие подвиги и труды, матушка Игумения не оставляла своих близких учениц и духовных детей без слова назидания и утешения. Кроме казначеи Леониды, дворянки Московской губернии, поступившей в Усть-Медведицкий монастырь в 70-м году и особенно расположенной к матушке, матушка Арсения приблизила к себе еще двух молодых послушниц, из которых одна была племянница покойной схимонахини Ардалионы и всегда пользовалась особым попечением и заботами матушки. Другая же, Екатерина Михайловна Веденина, впоследствии монахиня Святослава, отличалась выдающимися духовными понятиями, даром слова и даже поэтическим настроением. Она писала стихи, большею частью посвященные матушке Игумении Арсении, в которых трогательно изображала свою благоговейную любовь к духовной наставнице. С ними матушка Игумения часто делила время, много читала святоотеческих книг и говорила, желая вложить в их душу те понятия, которые открывал ей Господь. Некоторые слова ее, записанные матушкой Святославой, так поучительны и так ясно характеризуют светлую личность матушки, ее понятия и взгляды на жизнь, что нельзя не привести их здесь. "По прошествии 40 дней после моего пострижения в рясофор, - вспоминает матушка Святослава, - я с другими сестрами была у матушки Игумении. Она говорила: "Вот, сестры, прошло уже 40 дней с тех пор, как вы произнесли обет посвятить Господу свою жизнь, нареклись невестами Христа, и в течение этих дней вы старались нести подвиги, какие кто мог: воздерживались от пищи, от сна, переносили с терпением оскорбления, одним словом, старались охранять себя от греха во всех его видах. Не думайте же, что теперь, по окончании сорокоуста, все кончено, можно покончить и с подвигами. Не кончить, а усугубить нужно теперь ваш подвиг. Все эти дни вы только, так сказать, приучали себя к подвигам, делали первые уроки, теперь нужно идти далее. Я сказала, и вы сами знаете это, что вы получили название невест Христовых. Как же мы должны вести себя, чтобы быть достойными этого названия?.. Возьмем в пример невесту, обрученную земному жениху. Какая ее главная забота? Она постоянно занята мыслью о своем женихе, постоянно заботится о своем туалете, чтобы все на ней было чистенькое, хорошенькое, идущее к ее лицу, чтобы когда он придет, то любовался бы на нее. Что же возбуждает в ней такую заботу? Конечно, любовь! Итак, если невеста, обрученная земному, равному ей человеку, так заботится о своей красоте, то какова же должна быть забота ваша, забота невест, обрученных Нетленному, Вечному, Прекраснейшему Жениху? Во-первых, нужно приучать свои мысли не носиться туда и сюда, не заниматься мелким, ничтожным, а постоянно иметь в уме Его - Жениха. Нужно постоянно, ежечасно, каждую минуту возносить к Нему свою мысль. Ему мы обещали всецело свое сердце. Он - наша жизнь, Он - цель нашей жизни, Он - наш свет. Что выше, что прекраснее Его? К чему будем стремиться? Что искать, кроме Его? Постараемся же украсить добродетелями нашу душу для Вечного Божественного Жениха...Если же нет такой горячности любви (что очень может быть вследствие прежней рассеянной жизни), то поставьте себя в положение должника. Когда вы должны кому-нибудь, то долг тяготит вас; вы заботитесь о скорейшей уплате, во многом откажете себе, говоря: "Нет, уж лучше я обойдусь как-нибудь без этой вещи, лучше употреблю эти деньги на уплату долга!" Иногда откажете себе в покое и сне, думая: "Что же? Я просплю, и время пропало; лучше посижу лишний час за работою, за которую получу плату, развяжусь с долгом". Так же и в пище, и во многом другом. Как же велик наш долг пред Господом! От Него мы получили жизнь; земля, на которой мы живем, - дело рук Его; воздух, которым дышим, все, чем питаемся и одеваемся, мы получили от Него. Мало этого, мы избраны Им из суетного мятежного мира и приведены в это тихое пристанище. Не подорожим же, ради Господа, нашим покоем. Отделим час или кто сколько может от времени, определенного на сон, и употребим его на молитву, чтобы, отрешившись от всех забот, всеми силами ума и души поблагодарить Пекущегося о нас постоянно. Откажем иногда себе в пище, чтобы что-нибудь потерпеть ради Господа, считая этот свой ничтожный труд платою за неисчислимые благодеяния Божии".Желая внушить своей духовной дочери памятование о смерти, столь необходимое для монаха, матушка однажды сказала ей: "Монах должен иметь три помысла, говорят святые отцы: о смерти, о суде и о воздаянии. Я стала приобретать памятование смерти, когда стала игуменьей. Принявши дела и попечения об обители, я ужаснулась тому, что эти попечения поглотили мой ум. У меня не оставалось времени подумать о душе. И вот я стала памятованием о смерти заниматься в церкви. Я говорила себе: ну что если Господь вот сейчас, сию минуту, призовет меня, ведь останутся же эти мои дела, оставлю же я их. Входя в церковь, я говорила себе, что я умираю, чтобы не врывались в мой ум заботы и попечения, хотя они и законны по-земному... Над приобретением памяти о смерти нужно потрудиться, как вообще над каким бы то ни было приобретением, - ничто не приходит само. Памятование о смерти приведет к помыслу о суде... Страшен час смерти, но все же и после исхода из тела душа продолжает жить в мире, созданном для нее. Но что же будет с душою, когда весь этот мир, в котором она жила, с которым соединена неразрывными узами, весь этот вещественный мир уничтожится, сгорит, перестанет существовать. Уничтожиться, умереть вместе с ним она не может, но и к жизни другой, высшей, она не имеет в себе способности. Вот к каким помышлениям приводит память смертная. Нужно ее приобрести. Поставь же себе за правило - час в сутки размышлять о смерти".О молитве же она учила так: "Молиться нужно со страхом и трепетом, сознавая свое падение и ничтожество пред величием Бога. Если же нет этого, то хотя со вниманием к словам молитвы; если же нет и внимания, то с самоукорением. Что приобретается молитвой Иисусовой? Во-первых, вера к Имени Иисуса Христа, вера, что Оно свято и сильно, что Иисус Христос - жизнь для души, что без Него душа мертва, что в Нем Едином - спасение. К Нему душа обращается, как к живому. Потом приобретается и зрение своего падения, своей греховности".Однажды на замечание, высказанное матушкой Святославой, что она не слышит вовремя голоса совести, чтобы удержаться от греха, матушка сказала: "Человеку при сотворении дан был внутренний закон, и он не нуждался в писаном законе. По падении тот же самый человек, получивший свое бытие от Творца, пользующийся всеми благами от Него же, настолько отдалился от Господа, что совершенно забыл о Нем, утратил понятие о Боге и об отношениях к Нему и ближним, так что нужно было сказать: Аз есмь Бог твой. - Соблюди такие-то отношения ко Мне и такие-то к ближним. Вследствие общего падения и отпадения от Бога голос совести слаб вообще у всех. Но кроме этой общей причины у каждого человека есть и другие, его личные недостатки, заглушающие внутренний голос. Самоуверенность и довольство своими поступками происходят от совершенного неведения своей души, что очень вредно, потому что ведет к законченности. Человек, удовлетворяющийся своими поступками, не сознающий всю недостаточность своих действий, не пойдет далеко. Человек, ищущий только справедливости или земной правды, скоро закончит свой путь, тогда как стремление к уразумению или познанию правды Небесного Бога бесконечно, как бесконечен Господь - цель этих стремлений. Если человек действует по правде земной, то значит он не признает Небесную правду, потому что они совершенно различны. На земле небесная правда пригвождена к Кресту". В другой раз, уча ее снисходительно относиться к немощам ближних и покрывать их любовью, матушка говорила: "Ты образ и подобие Божие, значит нужно очистить, просветить в себе этот образ, который потемнен страстьми. Страсти живут в душе человеческой, и мы их не всегда видим в себе и понимаем. Вот и живет человек как будто тихо и спокойно до времени, потом вдруг представляется какой-нибудь случай, и страсти сильно обнаруживаются. Вот тогда этот случай не нужно упускать - он послан Богом для того, чтобы человек познал свои страсти. Ты чувствуешь в настоящее время зависть и нелюбовь к ближним, увидела в своем сердце как бы нарыв какой. Как же теперь лечить его? Не нужно стараться заживлять его только сверху, потому что если сверху ранка затянется, то гной останется все-таки там и может заразить всю кровь. Нужно разрезать, расковырять этот струп, выдавить из него все, тогда заживлять. Нужно не бороться с помыслом, осуждающим ближнего, говоря себе: "Эта сестра вовсе не такая, это только мне так кажется; это искушение и прочее". Нет, надо узнать ее немощи ближе, не отвращать от них взора, приблизиться к ним, прочувствовать болезненно, сердцем всю тяжесть их, не видеть их чужими, потому что они - сестры, но общими человеческими, своими собственными, переболеть их, перестрадать и потом простить их всем своим братьям, потому что они искуплены, прощены Христом. Или так, это еще понятней. Когда ты кого-нибудь страстно любишь, например своих родных, то как ты страдаешь их страданиями, несешь вместе с ними их тяжести, бережешь их от всякого зла в своем уме. Это да послужит тебе уроком, что так должна ты любить каждого ближнего. Конечно, это не вдруг, не в один день и не в один месяц, нужны годы для этого, нужно не оставлять труда и с помощью Божиею достигнуть желаемого. У нас так бывает: вчера враги, сегодня примирились - друзья, но нужно шире обхватывать духовным оком жизненные случаи, глубже понимать их. Все обстоятельства жизненные для того и посылаются Богом, чтобы человек учился в них, извлекал для себя из них духовные уроки. Они все пройдут, когда повернется колесо жизни, но с чем останется душа?"И еще так говорила она: "Самоотречение есть как бы покров для монаха, единственный покров, в котором мы успокаиваемся. Отвергши свой ум, свои взгляды, свои суждения, предоставь дела всех в волю Божию и в их самих, а тебе ничего не нужно, кроме Господа, в Котором твое спасение. Проклята земля в делах твоих, - сказал Господь Адаму, - терния и волчцы произрастит она тебе. И далее: В поте лица твоего снеси хлеб твой, дондеже возвратишься в землю из нея же взят. Верно слово Господа, и произращает земля нашего сердца терн и волчцы, то есть страсти и грехи до тех пор, пока не возвращается наш ветхий человек Адам в землю. И только в поте лица, в великих трудах духовных вкушает он хлеба - духовных дарований. Страсти и грехи не перестают возрастать в сердце нашем до смерти, но все же они перестают так властительски обладать сердцем с тех пор, как оно вкусит молитвенных духовных состояний. С тех пор они уже теряют свою сладость, сердце познало другое, высшее наслаждение, и это наслаждение как бы дает ему силу отвращаться от грехов и страстей. Душа там найдет Господа, где потеряет себя. Старайся сохранять мир душевный во всяких случаях"."Цель жизни монашеской, - говорила матушка Арсения в своих беседах, - чистота сердца. Блажени чистии сердцем, ибо они Бога узрят, а чистота сердца приобретается жительством по заповедям Божиим. Только заповеди очищают сердце. Поэтому постоянным трудом должно быть направление своего сердца поступать по заповедям Божиим. Во-первых, возлюби ближнего, как самого себя, это первая степень, а дальше - люби врагов и положи душу за други своя. Потом заповедь о прощении: простить ближнего во всем, чем он тебя обидел, кажется одно дело, а сколько в нем очищения для сердца при прощении, и самоотвержение, и смирение. Закон страстей - закон гражданский уничтожается законом духовным; прости не потому, что заслужил человек прощение, но потому, что Христос простил распинателей и молился за них. Нужно направлять свое сердце к хождению по заповедям Божиим. Нужно стараться усвоить свое сердце Христу уподоблением Ему. Апостол говорит: Подобни мне бывайте, яко же и аз Христу, а Господь говорит: Аще заповеди моя соблюдете, пребудете в любви Моей, якоже и Аз заповеди Отца Моего соблюдох и пребываю в любви Его. Значит, любовь Христову и уподобление Ему можно приобрести неуклонным исполнением Его заповедей. Мы же не только не исполняем заповедей, мы не знаем их, они чужды нашему сердцу. Христос есть Бог, необъятное, беспредельное, совершенное Существо. Херувимы, бесплотные силы с светлым умом и чистой волей, стремятся несколько тысячелетий к познанию Его и еще целую вечность будут стремиться. А мы, слабые, падшие человеки, с умом, помраченным грехом, с извращенной волей, но с желанием уподобления Христу, не находим себе дела. Успокаиваемся, когда несколько соберется наш ум, когда можем немного помолиться в мире сердечном, точно это предел искания. Будто далее идти некуда... Тецыте, тецыте, да постигнете, - значит спешите, не растеряйте дорогого времени; жизнь так коротка для такой великой цели, какова наша, - уподобление Христу! Нужно отсечь плотские страсти (что сопряжено с болезнями телесными), потом сердечные, далее помыслы, но разве это все? Мне все хочется представить вам, как обширно поприще труда над собою. Мне кажется, что в глазах ваших почему-то узок горизонт, мал круг деятельности в жизни духовной. Всегда, при всяком случае надо искать указания, как поступить по заповедям Божиим, и легко будет на душе...""Мы жестоко ошибаемся, ища на земле совершенного блаженства, -еще так говорила она. - Полнота души - Господь. Он есть высшее совершенное блаженство, и пока Он не вселился в душе, жизнь ее - томление и скорбь. Если случится увлечься кем-либо, то это временное утешение оскверняет сердце, делает его более неспособным к принятию Господа, одним словом, отодвигает его от цели. Но и увлечение не есть погибель. И эту свою немощь надо понести, нужно под нее подклониться, убедивши себя, что все страстное и плотское, в чем я живу, и есть мое достояние, а остальное все Божие. И не проходи мы через острые, сильные страсти, мы не увидим мелких, в которых все погрязли. Итак, не смущайтесь, не малодушествуйте, если когда и борят страсти. Я помню себя в молодых летах и еще одну сестру. Мы скорбели, что нам не с чем бороться, что нет возможности приобретать венцы, нечем доказать любовь к Господу и желание пострадать ради этой любви"."Если мучит тебя зависть по отношению к ближнему, - говорила матушка, - не осуди его, уступи ближнему, сочти себя хуже его, пожелай ближнему всяких благ, помолись за него. Зависть умаляет, представляет узким Господа, Подателя всяких обильных благ. Зачем только мне одной блага, а другим не надо? У Господа так много их. Он щедро изливает их не только на достойных, но и на грешных, даже на неверных, изливает на все творения, на каждую былинку. А мы мучаемся этим, хотим сосредоточить только в себе всю милость, все блага Творца. Да разве это возможно?"В другой раз матушка сказала: "Не скорби, что не видишь в себе ничего доброго, даже не ищи добра в себе. Человеческое добро мерзость есть пред Господом. Радуйся своей немощи, своему бессилию. Истинное добро есть Господь, Он разум, Он и сила. Молись, чтобы Он наполнил твое сердце, чтобы Он, как истинный свет, просветил твой разум, чтобы Он был силою, в тебе действующею, чтобы Он царствовал в тебе. Твое же все навсегда останется немощным и бессильным. Молись так: Да будет во мне Твоя воля, Господи, да будет во мне Твоя сила, все побеждающая, все устрашающая. Вся жизнь твоя да будет стремлением к Господу. Во время всяких искушений, во время болезни, одним словом, в каком бы состоянии ни находилась твоя душа, направляй твои мысли к Господу. Нужно пройти через все немощи естества и всегда стремиться к Господу. Ты ведь монах, а монашеский чин потому и называется ангельским, что монах, как ангел, должен стремиться к Единому".Матушка говорила, и было видно, что она знает по опыту, что в неочищенном сердце не может вселиться Христос, какой бы способ кто ни употреблял. Утверждала необходимость борьбы, необходимость уничтожения ветхого человека и обновления нового. Делила она всю жизнь человека на три части. Первая - жизнь по страстям, когда человек живет по всем хотениям плоти. Потом жизнь по заповедям, когда человек борется со страстями, старается поступить по заповедям, хотя это очень ему тяжело. Он то побеждает, то побеждается. Эта жизнь борьбы с миром, когда мир, то есть люди, восстанут на него, видя, что он есть что-то другое от них, не таков, как они. Переживши этот период, человек, говорила матушка, достигает состояния бесстрастия. Тогда он любит врагов, терпит поношения и прочее уже без боли в сердце, без труда, а естественно.Икос 9-й Акафиста. ^

Часть 9

Не с одними только близкими по духу проводила время матушка Игумения. Она старалась найти слово утешения и другим, стоявшим далеко от нее. Часто и подолгу беседовала она и с простым народом, входя в его нужды, горести. Все спешили к ней со своими скорбями, нестроениями и даже страстями. Любвеобильная душа ее не хотела допустить в сердце человека преобладания зла над добром, потому и на преступников она смотрела, как на несчастных людей и, по мере возможности, старалась облегчить их участь. Слово ее глубоко западало в душу слушательниц. Часто случалось, что те из монахинь, которые приходили к ней ожесточенными, с жалобой на своих келейниц или соседок, уходили умиротворенными, готовыми простить ближнему всякую обиду. Любила она иногда беседовать и со светскими людьми, нередко посещавшими обитель и всегда находившими радушный прием в келье настоятельницы, помощь и поддержку в трудные минуты жизни. Всесторонне образованная, она не оставляла и теперь светскую литературу, в особенности читала с удовольствием великих русских писателей, находя глубокую психологию в произведениях Достоевского и других; с интересом следила за текущими событиями общественной жизни, смело высказывала свои взгляды, иногда резко противоречившие общепринятым понятиям и, невольно раскрывая перед своими собеседниками всю глубину своего светлого ума и возвышенной души, она так увлекала их своей беседой, что они всегда с сожалением покидали ее.Летом и в конце весны, когда Дон еще находился в разливе, что придавало своеобразную красоту окрестностям монастыря, матушку Игумению нередко навещали ее родственницы Себряковы и Ладыгины. Чтобы доставить развлечение молодым девушкам (своим племянницам), она устраивала поездки на другой берег Дона, где в лесу находился монастырский хутор. Иногда, в более молодые годы, матушка любила сопровождать их и сама, при пении клиросными псалмов или других песен духовного содержания. В особенности во время сенокоса матушка Арсения старалась всегда посетить сама и доставить какое-нибудь утешение своим трудящимся послушницам, иногда привозя с собою для них угощения, иногда устраивая чай на лугу. А они со своей стороны с нетерпением ожидали дня, когда приедет "матушка", и не зная, чем выразить ей свою преданность, устраивали для нее из зелени и цветов кресло, пели ее любимые ирмосы, оглашая воздух своими веселыми оживленными голосами."Ваша матушка - поэзия монастыря", - выразилась однажды о ней одна из ее светских посетительниц. Это своеобразное выражение светского человека живо характеризует личность матушки Игумении. Она действительно была жизнью монастыря. Она умела внести мир и довольство, умела оживить суровую монастырскую жизнь, придать силу и энергию проходящим ее. Скажет ласковое слово, взглянет милостиво, и точно солнце согреет землю, станет тепло и светло всем окружающим. А случится какая-нибудь скорбь, матушка Игумения всегда находила слова утешения, знала, чем успокоить скорбящего. И не одни монастырские, но и мирские люди часто обращались к матушке за помощью. И скольким, скольким помогала она, лишая себя часто и самого необходимого... Скольких выводила на дорогу, оказав своевременную помощь, поддержку, или давши полезный совет. Если же заболеет кто из монахинь, матушка Арсения, даже в последние годы своей жизни, несмотря на чрезмерную слабость, спешила навестить болящую, часто принося облегчение одним своим приходом. Многих стариц пришлось ей напутствовать своими молитвами в иную, вечную жизнь. Казалось, смерть не так страшила их, им было отраднее умереть в присутствии своей игумении. Бывали и такие случаи, что болящие, имея особую веру к матушке, получали исцеление по ее молитвам. Так, между прочим, у старшей ее сестры, Натальи Михайловны Грековой, умирала восьмилетняя дочь от воспаления мозга. Мать была в отчаянии, и матушка Арсения, видя такое горе сестры, с усердием стала читать молитвы, акафист Божией Матери у кровати больной, которую посоветовала приобщить; находясь почти без памяти, девочка чувствовала по временам, как что-то черное, громадное надвигалось над нею; после принятия Святых Таин она разом почувствовала себя лучше и вскоре поправилась. Также по ее молитвам поправился мальчик, племянник ее келейной, страдавший припадками.Иногда целый день случалось матушке Арсении проводить с посетителями. То с делом кто придет, то с душевными скорбями, то просто побеседовать с "матушкой". По слову Грядущего ко мне не изжену вон (Ин. 6, 37), она всех принимала, успокаивала, утешала и лишь вечером, оставаясь наедине с собой, уходила в свою молитвенную комнату, пристроенную к ее келии, и там в горячей пламенной молитве изливала перед Богом свою душу, молясь за всех страдающих, обремененных; или же уходила она по ночам в пещеры и предавалась там усиленному труду и молитве.Никто из монастырских не знал, как проводит ночи их настоятельница-подвижница. Лишь по временам слабо мерцавший огонек под сводами храма выдавал там чье-то присутствие и наполнял суеверным страхом сердца простых инокинь; они часто недоумевали, откуда берется так много выкопанной земли около строящейся церкви, незамеченной ими накануне. А на другое утро, подкрепившись часом или двумя сна, игумения, бодрая по-прежнему, спешила к обедне, где в слове Божием черпала силу на предстоящий день труда и подвига.Многие инокини в монастыре не понимали своей игумении. Им были чужды те духовные взгляды, которые она высказывала, непонятна та любовь, которую она имела к ближним. Они считали слабостью, когда, глубоко жалея в сердце чем-нибудь провинившуюся сестру и видя в ней искреннее раскаяние и желание исправиться, она любовью покрывала ее немощи. Когда же, ревнуя о каком-нибудь упущении монашеского правила или негодуя на дерзкий поступок послушниц, матушка Игумения строго взыскивала или даже наказывала провинившихся, ее опять осуждали, называли взыскательной и гордой... Еще менее понятно было для них то возвышенное, просветленное состояние ума и духа, которого она все более и более достигала. Внутренняя жизнь ее, которою она жила, была скрыта даже для близко стоящих к ней... А, между тем, как много различных, ей одной ведомых духовных состояний переживала она в последние годы своей жизни. Случалось не раз, читая святоотеческую книгу и вдруг уяснив себе какое-нибудь особенное духовное понятие, матушка скажет своей келейнице: "Митрофания! у меня точно завеса спала с глаз, такое понятие открыл мне сейчас Господь!" Или в другой раз говорит: "Точно дверь еще закрыта предо мной". Та же, чуждая переживаниям матушки, но любившая ее беззаветно, всегда добродушно ворчала в таких случаях: "Ну вот, вчера завеса, нынче дверь, что-то и не разберешь ничего".С юных лет посещая церковь, матушка Арсения прекрасно изучила богослужение и притом не поверхностно только, но глубоко душою проникаясь в значение каждой песни, каждого слова. Часто видели ее в церкви обильно плачущую, особенно во время службы Страстной седмицы, которую она особенно любила и никогда не стояла, не проливая благодарных слез умиления. "Скажите клиросным, чтобы они не спешили петь, - прикажет, бывало, она, когда поют стихиры Кресту, - ведь это такие чудные стихиры", а слезы при этом так и текут у нее по лицу. "Смолоду, - говорила она, - я так любила церковную службу и думала, что если бы я была настоятельницей, то хоть один день в неделю посвящала бы исключительно молитве, чтобы двери храма не закрывались весь день". Сколько находила она утешения в церкви, сколько понятий Господь открывал ей во время службы, сколько переживала она просветленных состояний - про то ведала лишь ее чистая душа, открытая пред Богом, не затемненная никакими мирскими излишними пристрастиями. "Иногда бывает, - говорила она, - стоишь в церкви с душою, омраченной какой-либо страстью или смущением, и вдруг слово Божие, как луч какой, войдет в душу, проникнет в самую ее глубину, разгонит находящийся там мрак, всю ее просветит, укрепит".Строго придерживаясь постановлений и обрядов Православной Церкви, матушка Арсения в особенности благоговела пред Таинствами Исповеди и Святой Евхаристии. Говея, по уставу монастыря, во все посты, она, по свидетельству ее духовника, часто прибегала к исповеди и не в обычное время. Бывало, отягощенная заботами, постройкой храма, она чуть почувствует, что совесть ее обременилась греховными чувствами и помыслами, спешила звать духовника и исповедывалась ему, вполне веря чудодейственной силе этого Таинства и желая поскорей освободиться от тяжести греха. Свои с юных лет укоренившиеся взгляды на истину веры она твердо высказывала, не боясь противоречий, и всегда горячо отстаивала свои убеждения. "Я хочу сказать о веровании моей души, - писала она однажды одному молодому искателю истины, но, к сожалению, шедшему ложным путем. - Я верую так, как изложено в нашем православном Символе веры. Верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь. В моей душе эта вера - не простая привычка детства, но разумный выбор моей души. С самых молодых лет моя душа начала стремиться к Господу. Несмотря на впечатлительность моей натуры, душа моя ни на чем конечном не могла остановиться, ничем удовлетвориться; стремление к вечному, неизменяемому, непреходящему указало мне цель - Вечного Бога. Все, что вне Его, даже монашество, даже Церковь со всеми ее обрядами и все остальное, все высокое и святое, - все для меня было только путь к Нему, средство к познанию Его. Теперь, когда жизнь моя склоняется к западу, когда я могу подвести итоги многому пережитому на земле, я скажу: я исповедаю, что то, к чему меня привела Церковь, для меня священно, дорого, как вечное достояние души. Поэтому Церковь со всем ее учением, со всеми ее Таинствами, обрядами, преданиями, настолько же дорога и священна, как То, к чему она руководит. И моя душа настолько верует ей, что готова жизнь положить за каждую букву ее учения, не говоря уже об остальном. Да, я готова не пощадить земной жизни за жизнь вечную, к которой она приводит. Мне понятно, что те люди, которые хранили чистоту веры, не жалели ни своего положения, ни имущества, и даже жизни за хранение того учения, которое они признали истинным. Не служили миру те, кто жизнь свою полагал за слово Божие. Далеко от земных целей был их ум и сердце, далеко от земли жило стремление их духа. Современное нам православное духовенство я чту за то, что оно неизменно хранит учение Церкви, не убавляя, не прибавляя к нему ничего. Велика в этом его заслуга, так как всякое убавление церковного учения я считаю огромным ущербом для душ, стремящихся прийти к Богу. Сами себя лишают они надежной опоры верных средств, руководящих на этом пути".20-го декабря 1882 года Господь послал матушке Арсении великую скорбь: умер горячо любимый ею ее батюшка Михаил Васильевич Себряков, на 84-м году своей жизни, окруженный всеми детьми. Матушка за неделю до смерти приехала к нему и до самой кончины не отходила от его постели, служила ему днем, а ночи проводила с ним в молитве и беседе. Она благодарила Бога, что умирал он в памяти и полном сознании, что перед смертью его она могла насладиться его беседой, но горе разлуки с ним она глубоко переживала. "Хотя кончина его была самая мирная, но для меня она была так тяжела, точно я сама умирала", - говорила она своим по возвращении из Себрово. Но скорбь эта, переживаемая ею в душе, не мешала матушке продолжать своей обычной жизни: она все также занималась делами по управлению монастыря, все также принимала посетителей, только еще более усугубила свой молитвенный подвиг да чаще призывала к себе монахинь, предлагая им обильную трапезу на помин батюшки. Она велела даже рассыпать у себя на балконе зерна и хлебные крошки для птиц, говоря: "Пусть и они поминают батюшку".

Часть 10

Между тем постройка собора подходила к концу и, наконец, наступил тот давно желанный день, когда матушка Игумения увидела совсем оконченным свое великое святое дело. Летом 1885 года храм был вполне закончен и на 8 сентября назначено его освящение, которое совершил Преосвященный Митрофан, нарочито приехавший для этого из Новочеркасска с диаконами, певчими и прочей свитой. Всех же священнослужителей, участвовавших в богослужении, было более 50 человек, что, конечно, придавало особую торжественность службе.Освящение собора надолго осталось в памяти не только в монастыре, но и между окрестными жителями. Богомольцы за неделю собрались к этому дню целыми толпами, а в самый день торжества народу было до 15 тысяч. Особенно торжественна и трогательна была всенощная накануне освящения. Когда же многочисленный собор духовенства в белых облачениях с возжженными свечами громогласно запел величание Богоматери, нельзя было не проникнуться чувством глубокого умиления и благодарности к Царице Небесной. За обедом, предложенным гостям после освящения в монастырской трапезе, много было прочитано поздравлений на имя матушки Игумении, которую все величали как виновницу торжества, много было сказано речей, в которых восхваляли ее за ее труды и подвиги. С благодарностью и со смирением принимала она все эти вполне заслуженные ею похвалы. В чистом сердце ее не было места для тщеславия. Она от души радовалась и благодарила Бога, что Он помог ей кончить дело, которому посвятила столько труда и сил. А дивный храм сиял какой-то особенной красотой, умиляя всех молящихся в нем.

Вскоре после сего видения она скончалась. Этот случай не показывает ли нам особую милость Царицы Небесной ко всем прославляющим Ее Святое Имя?15 сентября того же года был освящен и придел в новом храме в честь апостолов Петра и Павла. На этот раз торжество имело более семейный характер. Освящал придел архимандрит Иустин, прибывший из Николо-Бабаевского монастыря с П.А. Брянчаниновым и своими послушниками. Гармонический, необыкновенно приятный голос отца Архимандрита, редкое умение владеть им, а также хорошие голоса его послушников умилили присутствовавших в храме. После Литургии все гости были приглашены в покои настоятельницы, где монахинями была поднесена ей икона Казанской Божией Матери в богатой ризе, приобретенная на наличные средства сестер. Затем гостям была предложена трапеза, длившаяся долго, так как многие говорили речи, провозглашали тосты. У всех присутствовавших замечалась особенная теплота чувств, которые каждый по своему спешил выразить матушке Игумении. Между прочими, монахиней Святославой было прочитано стихотворение, посвященное матушке, а учитель Усть-Медведицкой гимназии Д.Н. Правдин, сделав в начале своей обширной речи краткий исторический очерк монастыря, коснулся потом светлой личности матушки Арсении и в живых, ярких чертах изобразил ее духовную жизнь, ее благотворную деятельность, распространенную далеко за стенами монастыря. "Есть и другой храм, - говорил он, - мыслию о котором прилично закончить наше слово, храм еще более величественный, более прекрасный, более ценный перед очами Того, Кому возвышают эти видимые храмы. Мы говорим о храме души человеческой, над созиданием, устроением и украшением которого уже много лет трудится высокочтимая строительница сего храма. Мы не говорим уже о том, что духом ее живут инокини, что этот дух витает в обители, укрепляет, направляет и возвышает их в подвигах и трудах иноческого делания, но сколько других лиц обязаны направлением своей жизни, своим душевным просветлением и умиротворением ее мудрому совету, ее слову, всегда глубоко западающему в сердце слушателя, всегда основанному на Евангелии и отеческих писаниях.

Со всеми почитающими Высокопреподобную Игумению, как присутствующими здесь, так и находящимися вдали, я позволю себе высказать пожелание: да продлится жизнь и деятельность, столь необходимая, столь благотворная, столь богатая плодами духовной опытности, да продлится она в славу Бога, Которого она возлюбила паче красных мира сего, во благо обители и окружающего общества, во благо и просвещение многочисленных почитателей ее на берегах тихого Дона на многие, многие лета!"Окончив постройку храма, матушка Игумения приступила к внешнем благоустройству обители. На место малых, тесных и к тому же ветхих келлий, она выстроила просторные, двухэтажные, крытые железом корпуса и обновила трапезу. Выстроила она и прекрасные дома священнослужителей, а затем обновила и некоторые экономические постройки, пришедшие в ветхость, но этим не ограничилась ее деятельность. За последние 15 лет своей жизни ею было устроено монастырское подворье в станице Урюпинской, с церковью во имя Приснодевы, в память спасения Царской семьи 17 октября 1888 года. Обновлен и богато украшен монастырский теплый храм с вновь сооруженным иконостасом из белого мрамора изящной работы, и основан скит в имении сестры ее Аграфены Михайловны Мержановой. Похоронив мужа, А. М. не пожелала остаться в миру и просила у сестры Игумении благословения жить возле монастыря, на что, конечно, та с любовью согласилась. За оградой монастыря Аграфена Михайловна выстроила на свои средства большой двухэтажный дом, в котором жила 20 лет, пользуясь всеобщей любовью за свой приветливый характер и безмерную доброту. Впоследствии она приняла монашество с именем Марии и скончалась 19 января 1905 года, за полгода до смерти матушки Игумении, на ее руках. Усадьбу свою с землею Аграфена Михайловна пожертвовала монастырю, где, по общему желанию обеих сестер, был основан скит и выстроена домовая церковь во имя святой Марии Египетской и святой равноапостольной Марии Магдалины. Красивая уединенная местность усадьбы, расположенной на берегу реки Медведицы (приток Дона), старинный барский дом, окруженный террасой и большими деревьями, чрезвычайно нравились матушке Игумении. Она любила летом бывать там, наслаждаться воздухом, тишиною, и не раз в последние годы своей жизни говорила, что желала бы оставить настоятельскую должность, принять схиму и жить в затворе в скиту. К сожалению, вскоре после кончины ее, скит был упразднен и дом вместе с церковью продан Анне Васильевне Чарныш. Дочь покойного брата Игумении Арсении, Василия Михайловича, Анна Васильевна, глубоко почитая память матушки Арсении, не пожелала, чтобы такая дорогая память о ней, как скитская церковь, была продана в чужие руки, как предполагала сделать это преемница матушки Арсении: она упросила игумению Леониду уступить ей дом с церковью за 5000 рублей. Анне Васильевне давно уже хотелось выстроить в своем родовом имении церковь над могилами родителей. Господь благословил ее благочестивое желание, и 17 августа 1910 года была освящена небольшая, красивой архитектуры, церковь. Впервые раздался в этот радостный день церковный благовест над дорогими, родными для нее могилами...Исполнилось желание и самой матушки Игумении, которая глубоко скорбела, что любимый брат ее был похоронен далеко от Божьего храма. По словам некоторых монахинь, бывших на торжестве освящения церкви, чувствовалось, что точно душа покойной матушки Арсении присутствовала здесь, в храме, разделяя общую радость.