Isagogy. Old Testament
и потому ему было хорошо.
Он разбирал дело бедного и нищего,
и потому ему было хорошо.
Не это ли значит знать Меня? — говорит Господь.
Но твои глаза и твое сердце обращены
только к твоей корысти
И к пролитию невинной крови,
к тому, чтобы делать притеснение и насилие!
(22,15-17)
Пророк был бы немедленно брошен к тюрьму, если б на столицу Иудеи не обрушились новые тревоги. В 605 году в битве при Кархемише Навуходоносор разгромил фараона, а вскоре венчался на царство в Вавилоне. Иерусалиму нужно было решать — сохранить ли верность Египту или перейти под власть халдеев.
Иеремия выступил снова с проповедью, в которой объявил Навуходоносора «бичом Божиим», посланным для вразумления Израиля. Он требовал, чтобы Иоаким подчинился халдейскому царю (25,1-17).
В декабре 604 года Навуходоносор предъявил Иоакиму ультиматум. И как раз в это время ученик пр. Иеремии Варух переписал его книгу пророчеств и публично прочел их в Храме (гл. 36). Об этом донесли царю. Он велел принести ему свиток и прочесть его. По мере того как царь выслушивал две-три строки, он брал из рук чтеца книгу, отрывал от нее часть и бросал в жаровню. Этим он хотел показать, что считает все пророчества Иеремии злокозненным бредом. Но пророк снова продиктовал Варуху пророчества, которые были еще более суровыми, чем прежние.
Иеремия был арестован в Храме, его в колодках поставили, как у позорного столба. Он видел, что стал ненавистен всем: его считали врагом отечества и хулителем Храма. Ему хотелось навсегда перестать проповедовать, вернуться домой и предоставить событиям идти своим путем. Но Господь побудил его стоять до конца. Душевное состояние пророка передает его псалом:
Ты влек меня, Господи,
и я увлечен,
Ты сильнее меня,
и превозмог;
И я каждый день в посмеянии,
всякий издевается надо мною.
Ибо лишь только начну говорить я,
кричу о насилии, вопию о разорении,
Потому что слово Господне обратилось в поношение мне
и в повседневное посмеяние.
И подумал я: «не буду я напоминать о Нем
и не буду более говорить во имя Его»;
Но был в сердце моем как бы горящий огонь,
заключенный в костях моих,