Мессия предстает перед ними не таким, как Его обычно представляли люди, хотя им были ведомы истинные пророчества (52,15). Лик Спасителя несет на себе печать страдания, в Нем нет земного величия. Он разделяет участь посланников Божиих, постоянно встречавших непонимание, ненависть, гонения. Но он — Ходатай за людей, подобно Аврааму (ср. Быт 18,23). Он очищает их от грехов и болезней, как Первосвященник (Лев 16; ср. Мф 8,17). Ослепленные люди, не постигшие Его истинного величия, считали, что Он наказуем Богом, но Его страдания обрели спасительную силу (ср. Мф 27,42-43).

Мир, отпавший от Творца, погрузился во тьму, и туда, во тьму приходит уничиженный Мессия, чтобы разделить с миром страдания и исцелить его (ср. Ин 3,16-17). Служитель Господень изображен у Второисайи жертвенным агнцем, который символизировал установление Завета с Богом. Жертвенная трапеза была знаком Богоприсутствия. Жертва Агнца Божия означает полноту Богоявления, полагающего начало Новому Завету (ср. Иер 31,31; Лк 22,20; 1 Кор 11,25; Еф 2,13).

Служитель страдает добровольно. Следовательно, кроме воли Божией, направленной на спасение людей, для Искупления нужно согласие человеческой воли Мессии-Богочеловека, Который всецело предает Себя Отцу (Мф 26,39). В час Своего уничижения Мессия не понят, но в смерти Он торжествует. Гимн кончается эсхатологическим пророчеством: подвиг Искупителя становится жертвой, которая примиряет человека с Богом в Новом Завете. Кровь Мессии прообразована ветхозаветными обрядами, в которых кровь жертвы означала закрепление Завета между Богом и человеком:

Он был презрен и умален перед людьми, муж скорбей и изведавший болезни, И мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни. (53,3-4)

Ни в одной книге Ветхого Завета смысл страданий Мессии не приоткрыт с такой полнотой, нигде образ Христа Спасителя не предувиден с такой ясностью. Четвертый гимн Второисайи — поистине вершина древнего библейского мессианизма. Он освобожден от прежних земных черт. Искупитель уже не воин или вождь, а воплощение жертвенной Любви Божией.

Церковь Христова с апостольских времен видела в пророчествах о Служителе великое прозрение, предваряющее земную жизнь Господа. Это толкование она не заимствовала из старой ветхозаветной иудейской экзегезы; иудейские комментаторы не могли примириться с идеей страждущего Мессии. Поэтому они остановились только на собирательном толковании гимнов о Служителе, которое отождествляет Его с Общиной, Церковью. Новозаветное понимание было открыто апостолам через Самого Христа и под воздействием Св. Духа.

2. Истинный Бог и идолы. Возвещая Откровение о Боге, Второисайя не приносит в мир новую религию. Возвышенное понимание Творца было дано и пророкам прежних поколений, есть оно и в самом свидетельстве природы:

Разве вам не говорено было от начала? разве вы не уразумели из оснований земли? (40,21)

Окруженные символами язычества в великом городе Вавилоне, иудеи могли поддаться влиянию иных верований. Пророк рассказывает о том, как идолы изготовляются человеческими руками, и тем развенчивает их (40,19-20). (Следует помнить, то эта полемика имела в виду веру политеизма: сила богов живет в их кумирах.)

Истинный Бог неисповедим. Никакие ограниченные земные представления не могут охватить Его безмерное величие. Никакие человеческие домыслы не могут претендовать на постижение тайн Божиих:

Кто уразумел дух Господа, и был советником у Него и учил Его?.. Вот народы — как капли из ведра, и считаются, как пылинка на весах… Итак, кому уподобите вы Бога? И какое подобие найдете Ему? (40,13,15,18)

Сущий один обладает подлинным бытием; в сравнении с Ним человек и вся Вселенная — ничто. Пророк призывает своих слушателей поднять глаза на небеса и посмотреть, кто создал их? Кто установил «порядок» движения небесных тел? — Не Он ли, единственный и всемогущий? (40,26).

Персы в эпоху Кира стали склоняться к монотеизму под влиянием проповеди иранского пророка Заратустры (ок. VII–VI вв. до Р.Х.). Но рядом с Богом света (иранск. Агурамаздой) персидская религия ставила Его темного, якобы извечного двойника (Друджа, или Анграманью). Хотя в будущем это злое начало должно погибнуть, побежденное Богом, вера в него делала религию Заратустры дуалистичной — признание двух равных начал (см. §1). Это воззрение удержалось на протяжении веков в гностицизме, манихействе, павликианстве, богомильстве и других сектах.

Откровение Второисайи со всей определенностью отвергает дуализм: