Очень часто приходится говорить и писать о нашем умении находить виноватых вокруг себя и о полном забвении евангельского совета: «И что ты смотришь на сучек в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф. 7:3)

Что же это за бревна такие, которые видеть не мешают, а вот жить не дают? Почему у соседа, или напарника, или коллеги и денег больше, и дом — полная чаша, и дети — отличники? А у себя, куда ни кинь — всюду клин. Самое удивительное — то, что жалуются все: и те, которые, по мнению других, живут припеваючи, и те, кто по собственному разумению, обижены судьбой. Не может же быть такого, чтобы всех и вся обходили милости Божии, и на каждом из нас лежала печать постоянной нужды и искушений.

Два недавних события, случившихся со мной, кое-что прояснили.

Сломался у меня компьютер. Вечером работал, а утром «хмыкнул» пару раз что-то про себя, а включаться не захотел. Повез я его в ремонт, печально рассуждая, как же быть? Приближается срок выпуска многостраничного церковного издания «Светилен», пасхальные поздравления необходимо закончить, да и еще масса неотложных дел, хранящихся в памяти машины. И в столь не подходящий момент компьютер так меня подвел!

В тот же день необходимо было ехать на приход, попросили окрестить ребенка. В церкви, кроме молодых родителей, восприемников и дитяти, была еще одна женщина, наша недавняя прихожанка. «Ну вот, — подумалось мне, — искушения продолжаются». Много горечи и хлопот приносила с собой эта дама. Озлобленность на мир, на всех и вся, была в ней, как мне казалось, патологическая. Ее исповедь и даже простой разговор звучали, как обвинительный акт. Доставалось всем, но больше всего, естественно, непутевому мужу и непослушным детям. Когда же я пытался сказать, что следует искать причину и в себе, то в ответ получал хлесткие обвинения в своей предвзятости и несочувствии.

В конце концов уговорил я ее поехать к более опытному, чем аз многогрешный, старцу духовнику. Хотя уверенности в том, что поездка состоится или принесет пользу, у меня не было.

После крестин и состоялся наш разговор. Женщина стала неузнаваема! Спокойствие, рассудительность, какая-то полнота в мыслях и, самое главное, ясный, не бегающий и не изменяющийся взгляд.

— Батюшка, я пришла поблагодарить вас, слава Богу, у нас все наладилось, да и я успокоилась.

— Что же сделал-то с вами отец N., что вы такая преображенная ныне — и видом, и словами?

— Да я монаху-то все рассказала, целый час говорила, он молча слушал. Потом положил мне руки на голову и молитвы читал.

— И все?

— Нет, благословил мне коробочек запечатанный, ленточкой заклеенный и сказал, чтобы я ехала домой. Еще он попросил, чтобы я, по приезде, побелила хату, покрасила подоконники, сыновьям и мужу купила по рубашке, а доченьке платьице. А потом мы должны были вместе сесть за стол, «Отче наш» прочитать и коробочек этот открыть.

— Ну, а дальше? — Меня уже начало одолевать любопытство.