Узники коммунизма

- Золотко, начальничек, тогда попроси у них для нашей хевры какого-нибудь курева - понял? - обратился с просьбой другой пахан.

- Это я могу сделать, если у них самих имеется! - ответил начальник и пошел к воротам.

Ворота открылись и начался прием нового этапа. Все свободные от работы зэ-ка, - а такими были только урки, - толпой стояли возле своих бараков и ожидали. Трое из новоприбывших под конвоем вошли в "Распред" и стали приближаться к стоявшей толпе. Осведомившись в чем дело, толпа не своим голосом заревела на весь двор:

- Эй, хевра, вали сюда - фашисты прислали к нам мирную делегацию с куревом.

Из бараков, кухни, бани, каптерки - из всех углов с криком и свистом, выбегали урки, полуголые и голые, бородатые и бритые, рябые, курносые, рыжие, черные, высокие и низкорослые, немытые, заспанные, с хриплыми голосами и синяками под глазами, с татуировкой на плечах, на животе и груди, на руках и ногах. На их телах разноцветной тушью были наколоты голые женские фигуры, сидящие и летящие орлы, дьяволы, кресты, цветы, разные имена, змеи, порнографические рисунки, всевозможные надписи.

Почти каждый из них имел по 2-5-10 судимостей, от 5 до 100 лет общего срока и не одну погубленную душу на своей совести. И если у одного из них кто-нибудь спрашивал, как будет дело с этими 100 годами срока, урка с хохотом отвечал:

- Это пассив НКВД! Но так как у меня 15 фамилий и десять кличек, то на каждого меня приходится по 4 года; а если еще сделать 50% скидки на "зеленого прокурора", то останутся одни сущие пустяки! Вот и вся тебе арифметика.

С гиком и криками восторга "урки" приняли махорку и папиросы и стали благодарить делегацию "чечеткой" и "сербияночкой".

- А ну, Рыжий, отколи гостям на два с полтиной! - крикнули низенькому парню, стоявшему в одних трусиках.

Под хохот и присвистывание толпы двое урок коротко отплясали несколько сложных "номеров" и, подойдя к гостям, неожиданно заявили:

- Не бойся, фашисты, мы вам ночью всё равно устроим шмоньку! (обыск, грабеж).

На это один из делегатов хотел было что-то возразить, но, видимо один из вожаков, подойдя к нему вплотную, прошипел по-украински:

- Може ти и тут будешь йти проти Советськой власти? А галушки полтавськи ти йив?

- А это вы, фашисты, облизывали? - добавил на жаргоне урок тот, которого называли Чемберлен, и показал из-под своей рубашки кончик кинжала.

- Ну, делегация, сматывай свои удочки и чеши к воротам! - раздался голос.

Пришедшие с недоумением оглядывались по сторонам.

- Что, фрайеры, уже икру начали метать? Тогда извиняемся, мы только немного над вами пошутили, как, мол, у вас задняя гайка крепко завинчена? Оказывается - слабовато. Ну, ничего, братва, мы добро уважаем и ваш табачок с удовольствием покурим.

Вмешался стоявший в стороне конвой.

- Ну, довольно вам, давай выходи к своим! И повел их к воротам, где уже стояло около 50 человек новых этапников, принятых "Распредом". Новый этап принимали до самого вечера. А когда солнце в мутно-красной пыли .стало заходить за далекие горы, прибывшие сидели и лежали в переднем дворе "Распреда". Одни дремали на своих узлах и мешках, другие курили, иные в полголоса переговаривались.

Стали раздавать баланду. Старик-профессор попробовал ее, поставил котелок на землю и сам стал медленно опускаться. Ноги и руки у него дрожали, голова качалась. Профессор как-то неестественно присел, поджав под себя левую ногу, затем потянулся и упал на сидевших рядом соседей. Руки его беспомощно двигались в воздухе. Сухие желтые пальцы скрючились, подбородок как-то странно отвис, рот раскрылся и из горла вырвались хрипы.

Соседи раздвинулись, осторожно приподняли профессора, уложили его на чьем-то пальто и стали звать конвоира.