- А то! Впрочем. Тут поневоле станешь поэтом. Идешь, и думаешь: а раньше ты эту красоту замечал, Асинкрит или не замечал? Что скрывать, порой и грусть набежит, а порой и печаль. Как же иначе? Смотришь деревенька. Пять домиков на полянке, в двух окна заколочены. А в остальных бабушки свой век доживают. Поговоришь с ними и будто воды родниковой испил. Век бы слушал про жизнь прежнюю. Про то, как здесь жизнь шла пусть не богатая, но полная, с людской разноголосицей, ярмарками, мельничными запрудами, свадьбами и престольными праздниками. И вот этот мир уходит от нас. А за околицей, где раньше пела гармошка, теперь бурьян и крапива. И еще кладбище, где зарастают могилы, на которые некому ходить.

Сидорин замолчал. Потом виновато улыбнулся.

- Простите, опять не очень весело получается.

- Асинкрит, говори, пожалуйста, - вдруг попросила Галина. Я ведь сама из такой деревни.

- А что говорить? Посмотришь телевизор все пляшут, поют и играют... И никто не слышит предсмертного вздоха русской деревни. Нет, не крика, не плача даже, а вздоха ей, сердечной, даже неудобно отвлекать других от забот такими пустяками... И постоишь на таком погосте часок-другой, походишь, меж крестов...

- Асинкрит, в такие моменты человек очень цельным становится, - подал голос Глазунов, - тебе в такие моменты...

- Нет, увы, ничего не вспоминается. Только иногда стихи. Выплывают из памяти, тихо, как каравелла из тумана. Откуда, чьи Бог весть. Как говаривал Моцарт, все, что до меня мое. Так же и я. Почитаешь им, бывало, немножечко и пойдешь дальше слушать пеночек и овсянок.

- Кому почитаешь? не поняла Братищева.

- Тому, кто там лежит, - вместо Сидорина пояснила маленькая Ася. Асинкрит уважительно поднял большой палец вверх:

- Умница!

- А нам что-нибудь прочитаешь? попросила Галина.

Сидорин на секунду задумался.

- Хорошо. И стал читать.

Размелькались грачи

Над далеким погостом,

Гнется долу полынь

Высоченного роста.

Ветер, облако, свет,

Крест поправить нет сил,

Нет печали печальней

Забытых могил.

Над могилой мне верба

Ладошкою машет,

Я узнать не могу тебя,

Тетушка Маша,

Почернело лицо,

Вся в морщинах кора,

Будто вышла козу