- Вадим не рассказал? К себе в район уехал, работал участковым терапевтом. Как-то его вызвали... к одному... с белой горячкой... Он Андрея... ножом. Андрей умер.

- И я ему не простил тогда?

Галина как-то сразу притихла, ничего не сказала и только покачала головой.

- Значит, не простил... Вот кто сволочь-то.

- Здесь совсем другое дело, Асинкрит.

- Понимаешь, Галя... С чего бы начать... Пожалуй, начну с конца. Я убежден: все, что со мной произошло наказание свыше. А может, и не наказание вовсе, а помощь.

- Помощь?!

- Ну, да. Если маленький глупенький ребенок бежит к пропасти, совершенно не боясь высоты, мать обязательно его остановит. Я вот думаю, а если таким образом остановили меня? Я вот сейчас узнал про Андрея, а если что-то узнаю еще? А Люба... тут Сидорин даже улыбнулся, - она лиса, за что ей любить волка? Не скрою, неприятная статья. Но, значит, мне нужно вынести и позор, как ты говоришь, и насмешки... Я не хотел говорить так пафосно... Не сердись на Любу. Она только орудие.

- Она лицемерка и дрянь! И позволь мне самой решать, как к ней относиться. Если хочешь, можешь сейчас пойти к ней домой или позвонить ей и сказать "спасибо".

- А знаешь, это идея. Молодец, Галина!

- Даже так?

- Проклиная и ругая Братищеву мы еще дальше толкаем ее если не в пропасть, то в яму.

- ?!

- Не понимаешь? Если же подам на нее в суд, то вообще сделаю ей подарок. А вот если скажу "спасибо"... У тебя есть мобильник? Набери ее номер, пожалуйста.

- Зачем?

- Набери, набери. Вадим тут спрашивал меня кое о чем. Жаль, я не смог объяснить ему: проблема не в том, сколько в каждом из нас от животного, а в другом - сколько осталось человеческого... Можно говорить? и Сидорин взял телефон:

- Люба? Здравствуйте. Это Асинкрит. Спасибо за внимание к моей персоне. Через месяц приеду заходите в гости. Нет, не шучу. Я вам еще и не такое расскажу. Пока.

***

Домой Лиза вернулась, как выражался Миша, в расстроенных чувствах. Сидорин совершенно сразил ее своей реакцией на статью Любаши. С радостью взял вопросы по Богданову-Бельскому, обещая привезти максимум информации. А эта импровизированная экскурсия в музее... И в то же время Сидорин раздражал ее. Раздражало все спокойная манера говорить, - Миша, вот тот был как вихрь, как ураган, - раздражала понимающая улыбка не надо мне твоего понимания! -раздражала эрудиция. Прощаясь, Асинкрит хотел сказать Лизе какие-то ободряющие слова, она же оборвала его, процитировав любимого Пушкина:

Душевных наших мук не стоит мир.

Сидорин удивленно, словно впервые увидев, посмотрел на нее и опять улыбнулся понимающе: