Диалоги

Неизвестный. Прежде чем говорить о самом главном - еще несколько слов о таинстве Покаяния. О таинстве Рукоположения я говорить не буду. Я признаю, что раз есть иерархия, то должно быть и особое священнодействие, при котором передаются иерархические права, а значит и силы для их осуществления. Но вот таинство Исповеди. Оно-то зачем? Разве человек не может раскаяться и получить прощение прямо от Бога? Зачем тут: "прощаю и разрешаю"? Неужели без этого Бог не может простить грешника? И потом, какая благодать передается человеку в таинстве Исповеди? Ему прощают грехи, которые почему-то не мог простить непосредственно сам Бог? Вот и все. Почему же таинство?

Духовник. Ты ставишь вопрос так: может ли человек покаяться перед Богом сам? Может. Может ли Бог простить грешника? Может. Но может ли это раскаяние и это прощение заменить таинство? Не может. Почему? Во-первых, потому, что Церковь прощает грехи не только в меру принесенного покаяния, а в значительной степени в долг. Исаак Сирии говорит, что человек, сподобившийся видеть свои грехи, блаженнее сподобившегося видеть Ангела. Так трудно вполне, по-настоящему увидеть свой грех. Церковь властию, которая дана ее иерархии, как бы восполняя немощность покаяния, снимает тяжесть греха полностью. Прощает Господь Иисус Христос "благодатию и щедротами своего человеколюбия", а священник свидетельствует об этом и поданной ему властью от лица Церкви Христовой не только прощает, но и разрешает, то есть освобождает от этого греха человеческую душу. Во-вторых. Не достаточно, чтобы грех был прощен и душа освобождена от него. Человек должен еще воссоединиться с Церковью. То разъединение, которое произошло в момент греха, должно быть уничтожено, и полное единство с Церковью, необходимое для таинства причащения, восстановлено действием особой благодати прощения. Вот это право разрешить или связать грех и даровано иерархии. То очищение от греха, которое необходимо для восстановления единства с Церковью, может дать только сама Церковь.

Неизвестный. Опять ты принуждаешь меня признаться, что мои сомнения явились результатом не вполне точного знания церковного учения.

Духовник. Я очень рад, что ты сознаешь это. Но ты пока ничего не сказал о таинстве Евхаристии. А признаться, я ждал, что ты с этого начнешь. Здесь сомнения всего более естественны.

Неизвестный. И ты не ошибся. Самые серьезные сомнения мои действительно касаются этого таинства. И в этом смысле, может быть, я и должен был -бы начать с них. Но я сделал наоборот. Я отложил их на конец. Мне казалось, что если все другие сомнения мои получат свое разрешение, тогда как бы ослабнут они и в отношении этого таинства. Отчасти так оно и случилось. Но все же многое осталось. Ты будешь говорить со мной об этом теперь же или отложим до следующего раза?

Духовник. Нет, говори сейчас.

Неизвестный. Таинство Евхаристии - это нечто совершенно иное, чем все остальные таинства. Там речь шла о передаче сверхъестественной силы в форме совершенно естественных внешних священнодействий. Не то в таинстве Причащения. Здесь я должен верить не только в невидимое и сверхъестественное соединение со Христом через невидимую благодатную силу, но должен верить в это, что кажущаяся естественная внешняя форма - как хлеб и вино, - на самом деле нечто совсем другое, уже не хлеб и вино, а каким-то чудом пресуществившееся истинное Тело и истинная Кровь Христа. Я должен поверить в нечто ужасное и совершенно невероятное и при этом съесть кусок этого Тела и глотнуть Крови для "действительного соединения со Христом"! Здесь во мне протестует решительно все. Во-первых, ум. Каким образом хлеб и вино, нисколько не меняясь по своему внешнему виду, - могут оказаться на самом деле уже не хлебом и вином, а Телом и Кровью? Во-вторых, протестует чувство. Чем-то чудовищным представляется мне это проглатывание Тела и Крови, если действительно такое пресуществление совершается. Наконец, протестует здравый смысл, который опять-таки спрашивает: да зачем все это нужно? Неужели "единение со Христом" требует такой вещественной и странной внешней формы, этого проглатывания кусочка Христа? Неужели эта дикая и почти безобразная нелепость, явно попавшая в христианство по невежеству и под влиянием языческих культов, тоже "святая истина", в защиту которой можно сказать что-либо разумное?

Духовник. Да. Святая Истина. Больше того. Без таинства Евхаристии - нет христианства, нет Церкви, нет спасения. Ты говоришь - чудо. Да, чудо. Но чудо, которое постоянно совершается в Церкви и даровано ей навсегда. И если бы мы имели все остальное, что дает нам Церковь, но не имели бы таинства Причащения -мы были подобно богачу, которому дано войти в роскошный дворец и пользоваться всеми сокровищами в нем, но у которого отнята жизнь. Ты спрашиваешь, что можно сказать разумное в оправдание нашей веры? Не невежественные люди и не языческие жрецы, а Сам Господь сказал Своим ученикам: "...истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни". "Ибо плоть моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (Ин. 6, 53, 55-56). И на тайной вечери, "когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: "...приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов" (Мф. 26, 26-28).

Неизвестный. Я знаю эти слова, но их невозможно понимать буквально. Иначе получается абсурд.

Духовник. В таинстве Евхаристии все непостижимо для разума. Все кажется ему абсурдом. Страшный соблазн для ума и испытание для веры. Но тем более нельзя все извращать, приноравливаясь к пониманию "здравого смысла". Вот ты говоришь, что частица причастия - это "кусочек Христа". Ты говоришь так потому, что к непостижимому для разума таинству Евхаристии применяешь исчисление раздробленных частиц вещественного хлеба по законам "здравого смысла". На самом же деле в каждом Агнце в различных храмах совершенной литургии и в каждой частице этих раздробленных Агнцев, по учению Церкви, содержится весь Христос, а не какая-либо его часть. Мы уже знаем с тобой, как ум привержен к делению и как он упирается принять истину единства. Но эта истина, сущность которой лежит в особом значении числа в невещественном мире, все же остается непреложной истиной и тогда, когда мы говорим о единстве Церкви, состоящей из многих членов, и о единстве Христа в таинстве Евхаристии.

Неизвестный. Но ты не отвечаешь на главное.

Духовник. Знаю. Главное твое смущение лежит в другом. К этому я и перехожу. Как могут хлеб и вино, не меняя своего внешнего вида, стать Телом и Кровию Христа? Да, непостижимо. Да, чудо. Но не заграждай путь для твоей веры кощунственными представлениями в угоду все тому же "здравому смыслу". Говоря о Божественном Теле и о Божественной Крови Христа, не держи перед собой образ тела и крови, который ты знаешь в физическом мире.

Значит, внешняя форма не безусловно связана с сущностью вещества. Почему же твой разум не может допустить обратное: сохранение внешне одинаковой формы при изменении сущности, как это происходит в таинстве Евхаристии? Но, по-видимому, самое решающее для тебя "ненужность" таинства. Оно для тебя - не только "дикая и безобразная нелепость", но, главное - нелепость излишняя, никакою ценою не оправдываемая, и потому ты спрашиваешь: "Неужели единство со Христом требует такой вещественной и страшной внешней формы?"

Для нас же, верующих людей, как раз наоборот. Все теоретические сомнения исчезают не столько от доводов разума, сколько от полноты чувствования. И мы не столько признаем, сколько чувствуем то значение, которое имеет это таинство для нашей внутренней жизни. Слова Христа: "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем", - для каждого верующего человека подтверждаются его личным опытом. Почему же это так? Что такое таинство Евхаристии по своему внутреннему значению? Тело и Кровь Христа Спасителя, которые мы вкушаем в таинстве, есть Тело за нас ломимое и Кровь за нас изливаемая, то есть Голгофская искупительная жертва. В Божественной Евхаристии дана нам Голгофа в таинстве. В основе Голгофы, как видели мы с тобой при рассмотрении догмата Искупления, лежит Божественная любовь. И величайшая милость Божия к нам заключается в том, что в сем страшном таинстве дана нам возможность не в чаяниях наших, а в непостижимой реальности, в условиях нашего вещественного бытия, - сделаться причастниками этой Голгофской жертвы и Божественной любви. Для нас, верующих, в таинстве Евхаристии мы соединяемся существенно со Христом, то есть соединяемся всем существом нашим, а не только умом или душою. Евхаристия -это основа того реального единства, которое чаем во всеобщем воскресении, ибо в пресуществлении даров и в нашем причащении - залог нашего спасения и воскресения не только духовного, но и телесного. Таинство Евхаристии - истинный источник жизни, потому что в момент причащения по несказанной любви Божией к нам, недостойным, Христос пребывает в нас, а мы в нем. Это огонь, попаляющий все наши согрешения и дающий нам благодатную возможность жить во Христе. Вот что такое таинство Евхаристии, и вот о чем говоришь ты как о "ненужной, дикой и безобразной нелепости".