7. Таким же образом и Христос в Евангелии выражает победу, когда говорит: как может кто войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного? и тогда расхитит дом его (Мф.12:29), потому что иначе не видно будет победы.

Как в смерти духовной, хотя умерший греху оправдался (Рим.6:7), однако мы не можем назвать этого победой, - потому что не тот победил, кто не прилагает зла ко злу, а тот, кто уничтожил прежний плен страстей, - так и здесь, не то можно назвать славной победой, что смерть перестала поглощать тела, но то, что у нее отняты тела, уже плененные ею. Если еще станут спорить и говорить, что это сказано о смерти духовной, то (я спрошу): как она испразднится последняя? Ведь она уже упразднена в каждом крещенном. Если же разуметь это о теле, то сказанное, то есть, что (смерть) испразднится последняя, будет иметь место. Может быть, кто-нибудь придет в недоумение, почему (апостол), говоря о воскресении, не указал на тела, воскресшие при Господе? На это мы скажем, что такое указание не послужило бы в пользу воскресения; указать на воскресших, которые опять умерли, не значило бы доказывать, что смерть истребится совершенно. Потому он и сказал, что она истребится последняя, чтобы ты не подумал, что она еще восстанет. Когда истребится зло, то тем более прекратится смерть, потому что невозможно оставаться реке, когда иссякнет ее источник, или быть плоду, когда засохнет корень. Итак, если в последний день враги Божии истребятся вместе со смертью, диаволом и демонами, то не будем скорбеть, видя врагов Божиих благоденствующими: враги же Господни, во время прославления и превозношения их, исчезли, как дым исчезли (Пс.36:20). Когда ты видишь врага Божия богатым, окруженным телохранителями и множеством льстецов, то не унывай, а вздыхай, плачь и моли Бога, чтобы Он обратил его в число друзей своих; и чем более враг (Божий) успевает в делах своих, тем более оплакивай его.

Грешников должно оплакивать всегда, особенно же, когда они наслаждаются богатством и великим благоденствием, как больных, когда они пресыщаются и упиваются. Между тем некоторые даже из слушающих эти слова находятся в столь жалком состоянии духа, что горько плачут о себе и говорят: я достоин слез, потому что не имею ничего. Справедливо говоришь ты, что не имеешь ничего, не потому, что не имеешь того, что имеет другой, а потому, что в этом поставляешь блаженство; потому ты и достоин безмерных слез. Кто, будучи здоров, станет называть блаженным больного, лежащего на мягкой постели, тот гораздо несчастнее и злополучнее его, потому что нисколько не чувствует собственного благополучия. То же происходит и с этими (людьми); потому и наполнилась вся наша жизнь смутами и беспорядками. Такие слова погубили тысячи (людей), предали их диаволу и сделали их несчастнее истаивающих от голода. Подлинно те, которые желают большего, беднее самих нищих, потому что страдают большей и жесточайшей душевной скорбью, как можно видеть из следующего.

Некогда постигло наш город бездождие; все трепетали за жизнь свою и молили Бога избавить их от этого ужаса. Тогда можно было видеть небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, как говорит Моисей (Втор.28:23), и смерть, всех родов смерти ужаснейшую, и каждый день ожидаемую. Но после, слава человеколюбивому Богу, сверх всякого чаяния полился свыше чрезвычайно обильный дождь, и все стали радоваться и торжествовать, как бы выйдя из самих врат смерти.

Неужели, скажи мне, мы будем ублажать его после таких слов, за которые надлежало бы побить его камнями, как человека, жесточе всякого зверя, и общего врага? Что говоришь ты, человек? Ты скорбишь о том, что не погибли все, чтобы тебе собрать золото?

Разве ты не слышал, что говорит Соломон: кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ (Прит.11:26)? И ты еще бродишь, общий враг благоденствия вселенной, противник человеколюбия Владыки Господа вселенной, друг, или лучше, раб мамоны? Не следовало ли отсечь такой язык? Не следовало ли исторгнуть сердце, произнесшее такие слова?

8. Видишь ли, как золото не позволяет людям быть людьми, но делает их зверями и демонами? Что может быть презреннее богача, который ежедневно вымаливает голод, чтобы у него было золото? Страсть производит у него совершенно противное: он не радуется обилию приобретенных плодов, но потому самому скорбит, что приобрел слишком много. Тогда как надлежало бы радоваться, что он имеет много, он потому самому печалится. Видишь ли, что богатые, как я сказал, не столько чувствуют удовольствия от благ полученных, сколько терпят скорби от благ еще не полученных? Имевший бесчисленное множество мер пшеницы скорбел и сокрушался более алчущего; тогда как имевший только насущный хлеб радовался, веселился и благодарил Бога, владевший таким богатством скорбел и считал себя погибшим. Итак, не изобилие доставляет удовольствие, а любомудрое настроение; без него, хотя бы кто захватил все, будет в таком же состоянии духа, будет так же скорбеть, как и лишенный всего. И тот человек, о котором мы говорим теперь, если бы продал свою пшеницу за такую цену, за какую хотел, опять стал бы скорбеть, что не продал за большую; если бы мог продать за большую, то опять стал бы желать еще большей; если бы за каждую меру взял по золотой монете, то и тогда опять стал бы сокрушаться, что не продавал за эту цену каждой полумеры. А что он не с самого начала назначил бы такую цену, не удивляйся; и предающиеся пьянству не тотчас воспламеняются, но когда уже помногу наполнятся вином, тогда и возжигают в себе сильнейший пламень. Так и эти, чем более имеют у себя, тем большую чувствуют нужду, и чем более приобретают, тем более впадают в бедность. Это говорится мной не по отношению к нему только, но и к каждому из одержимых подобной болезнью, возвышающих цену на товары и ввергающих ближнего в нищету. Никогда не бывает речи о человеколюбии, но всегда во время продажи страсть корыстолюбия руководит многими; и пшеницу, и вино один продает скорее, другой медленнее, не для общего блага, но один для того, чтобы получить больше, а другой для того, чтобы не получить меньше, когда уже испортился самый товар.

И однако некоторые столь ненасытны, что не вразумляются и этим. Многие выливали целые бочки (вина), а не давали ни одного стакана нищим и ни одной монеты нуждающимся; выливали все на землю, когда оно делалось прокислым и сами бочки повреждались вместе с плодом. Другие не давали ни одного куска хлеба алчущему, а целые житницы вываливали в реку. Они не слушали Бога, повелевающего подавать нуждающимся, потому гнилость повелевала им, против воли, предавать (все содержимое) гибели и совершенному истреблению; таким образом они подвергали себя великому осмеянию и навлекали на свою голову, вместе с убытком, многие проклятья. И это здесь; а что будет там, какое выразит слово? Как они здесь пшеницу, сгнившую и сделавшуюся негодной, бросают в реки, так и их, делающих это и потому самому делающихся негодными, Бог ввергнет в реку огненную. Как пшеницу съедает червь и тление, так их душу - жестокость и бесчеловечие. Причиной этого - привязанность к благам настоящим и пристрастие только к настоящей жизни. Потому такие люди и мучатся безмерной тоской; страх смерти уничтожает все, что ни представишь приятного, и такие люди умерли еще при жизни. Нисколько не удивительно, если этому подвергаются неверующие; но если вкусившие таких таинств и так любомудрствующие о благах будущих, пристращаются к (благам) настоящим, то могут ли они удостоиться прощения? Отчего же происходит это пристрастие к (благам) настоящим? От того, что предаются роскоши, утучняют плоть, развращают душу, налагая на нее тяжкое бремя, глубокий мрак и грубое покрывало. От роскоши лучшая часть (душа) делается рабой, а худшая - госпожой; первая совершенно ослепляется, повреждается и влечется, а последняя влечет и ведет всюду, тогда как самой ей надлежало бы подчиняться водительству. А между душей и телом находится тесная связь, которую Создатель устроил для того, чтобы никто не вздумал ненавидеть тело свое, как бы что-нибудь чужое.

9. Бог повелел любить и врагов; но диавол стал столь силен, что убедил некоторых ненавидеть даже собственное тело. Кто говорит, что (тело) от диавола, тот выражает именно такое убеждение. Это крайне безумно. Если оно от диавола, то откуда у него такое согласие с душой, что оно во всех от ношениях способно к делам ее любомудрия? Если же оно, скажешь, способно к этому, то как оно ослепляет душу? Нет, человек, не тело ослепляет душу, а роскошь. Отчего же мы предаемся роскоши?

Не от того, что имеем тело, - нет, - а от злой воли. Тело требует пищи, а не роскоши; тело нуждается в том, чтобы его питали, а не в том, чтобы его обременяли и утучняли. Роскошь пагубна не только для души, но и для утучняемого тела. Из крепкого оно делается слабым, из твердого нетвердым, из здорового болезненным, из легкого тяжелым, из плотного изнеженным, из красивого безобразным, из благовонного зловонным, из чистого нечистым, из стройного расстроенным, из полезного бесполезным, из молодого старым, из сильного бессильным, из гибкого медленным и ленивым, из совершенного уродливым. Если бы оно было от диавола, то не могло бы повреждаться от того, что принадлежит диаволу, т.е. от порока. Нет, ни тело, ни пища не от диавола; от него только роскошь. Через не этот злой демон успевает совершать множество зол. Так он погубил целый народ (израильский): и утучнел Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел (Втор.32:15). За это громы поразили жителей Содома, что выражает Иезекииль, когда говорит: вот в чем было беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей ее: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала (16:49).

Потому и Павел сказал: а сластолюбивая заживо умерла (1Тим.5:6). Отчего так? Оттого, что она носит, как гроб, тело свое, обремененное множеством зол.

Бог дал нам желудок, как бы какую мельницу, сообщил ему соразмерную силу и назначил определенную меру, сколько он должен перемолоть в каждый день; потому, если кто положит в него более надлежащего, то оставшееся непеределанным причиняет вред всему (телу).

Отсюда происходят болезни, немощи и безобразие. Подлинно, роскошь не только расслабляет, но и делает даже красивую (женщину) безобразной; когда она беспрестанно производит неприятную отрыжку, выдыхает запах испортившегося вина и становится красной сверх должного, то нарушает приличную женщине благопристойность и теряет всякое благообразие; когда тело ее делается обвислым, ресницы кровяными и распухшими и вся она чрезмерно жирной и тучной, то представь, какое получается отсюда безобразие!

Потому-то среди бедных можно видеть больше красоты, - никакие излишки у них не остаются и не привходят в их состав без нужды и напрасно, как бы какая посторонняя грязь; ежедневное упражнение, труды, работы, умеренная пища и строгая диета доставляют им крепкое здоровье, а отсюда большую красоту. Не говори мне об удовольствии роскоши; оно не простирается далее гортани; как скоро пища миновала язык, она тотчас пропадает, оставляя за собой много неприятного. Не смотри на роскошествующих только тогда, когда они возлежат, но посмотри на них тогда, когда они встанут, последуй за ними, и увидишь, что они более походят на скотов и бессловесных, нежели на людей. Ты увидишь, как они страдают головокружением, расслаблением и неповоротливостью, нуждаются в ложе и постели и глубокой тишине, мечутся как бы во время сильного волнения, требуют помощи других и желают прийти в то состояние, в каком были прежде, чем насытились.