И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином,

Сам же стал простецом, желая быть рабом моим,

То к лукавому мудрованию твоему

Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в этой жизни.

Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния

И великие Твои блага, которые Ты соделал на мне?

Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук,

То и тогда я не мог бы изречь или описать все,

Потому что их бездна, конечно, по бесчисленному множеству,

И они недомысленны по величию славы;

И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим,

Что не могу поведать о Тебе, Боже мой.

Ибо когда помыслю я, несчастный, что сделал я,

И сколько раз Ты помогал мне, от чего избавлял меня

И от сколь великих бед,

Спаситель мой, человеколюбиво спасал,

Не вспоминая зол, которые я соделал,

Но, как бы сотворившего много и великого добра

И чистого от святой матери- купели,

Так воспринял меня, так почтил,

Так украсил меня царскою одеждою;

То весь объят бываю трепетом

И прихожу в исступление от радости,

Становлюсь безгласным и сильно расслабеваю,

Так как Бог-Творец мира дан мне,

Человеку мерзкому и отвратительному для всех

Людей и бесов, как соделавшемуся уже

И превзошедшему совершением непристойнейших дел

И этих последних.

Увы мне, постыдному и скверному,

И как я буду говорить еще?

По безмерному благоутробию

Ты соединился со мною, Человеколюбче,

Великий в непорочности, еще больший святостию,

Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе,

И снизошел свыше от безмерной высоты

До последних врат ада грехов моих,

До мрака нищеты моей

И разрушенной моей храмины,

От многих беззаконий

И величайшего нерадения

Совершенно запущенной и оскверненной,