Достоевский о Европе и славянстве

И с основаньем: ничего не надо.

Нет в мире вещи, стоящей пощады,

Творенье не годится никуда. [206]

Главное призвание и дело диавола в мире - критиковать Божие творение и отрицать его. В сущности, диавол - первый критик и основатель критицизма. Мир - вечное и непрестанное оскорбление для диавола и его сознания в том виде, в каком он создан. Об этом он искусно рассуждает: он не виновен и не ответственен за такой мир, ибо не он его создал и. не он его так устроил. Более того, кошмар-диавол утверждает, что он насильно принужден Творцом к отрицанию, ибо без отрицания нет критики, а без "критического отдела" какой же это журнал, называемый жизнью. Без критики была бы только "осанна". "Но для жизни мало одной "осанны", надо, чтоб "осанна" эта переходила через горнило сомнений. Ну и выбрали козла отпущения, заставили писать в отделении критики, и получилась жизнь. Мы эту комедию понимаем, - продолжает свою мысль кошмар-диавол, - я, например, прямо и просто требую себе уничтожения. Нет, живи, говорят, потому что без тебя ничего не будет. Если бы на земле было все благополучно, то ничего бы не произошло. Без тебя не будет никаких происшествий, а надо, чтобы были происшествия. Вот и служу, скрепя сердце, чтобы были происшествия, и творю неразумное по приказу" [207].

Жизнь - комедия. Это главный тезис диавольской философии мира. Трагедия людей состоит в том, что они эту комедию принимают всерьез. Кошмар-диавол понимает полнейшую бессмысленность мира, потому и стремится к самоуничтожению. Но ему не позволяют уничтожить самого себя, ибо таков он есть, он нужен для этой жизни. И поэтому все то, что он делает, он делает "по послушанию". "Единственно по долгу службы, - говорит он Ивану, - и по социальному моему положению я принужден остаться при пакостях. Честь добра кто-то берет всю себе, а мне оставлены в удел только пакости" [208].

Очень осторожно кошмар-диавол переходит на главную причину бунта Ивана - страдание. Страдание и есть жизнь, говорит он Ивану. "Без страдания какое было бы в ней удовольствие; все обратилось бы в один бесконечный молебен: оно свято, но скучновато" [209]. Но страдание можно было бы вынести, если бы оно существовало только в границах нашего трехмерного мира. Но ужас в том, что страдание преодолевает границы этого видимого мира и переходит в другой мир - невидимый, бесконечный, вечный.

Для того чтобы подкрепить свою богоборческую космологию, кошмар-диавол рассказывает Ивану, как у них, в том мире, существует все то, что есть и в этом: суеверия, сплетни, доносы, глупости, особенно же много страдания, мук и мучений. "Все, что у вас есть, - говорит он Ивану, - есть и у нас, это я уж тебе по дружбе одну тайну нашу открываю, хоть и запрещено.

- А какие муки у вас на том свете? - с каким-то странным оживлением прервал Иван.

- Какие муки? Ах, и не спрашивай: прежде было так и сяк, а ныне все больше нравственные пошли, "угрызения совести" и весь этот вздор. Это тоже от вас завелось, от "смягчения ваших нравов". Ну и кто же выиграл? Выиграли одни бессовестные, потому что ж им за угрызения совести, когда и совести-то нет вовсе. Зато пострадали люди порядочные, у которых еще оставалась совесть и честь" [210].

Кошмарный посетитель Ивана говорит о бессмертии и о потусторонней, загробной жизни как о чем-то для него очевидном, как о чем-то, что он постоянно созерцает и что является составной частью его самосознания и самоощущений. Для него это не факты логических и диалектических доказательств, но суть очевидной, непосредственной реальности, в которой он реально живет, которую знает, описывает и живописует. Но это лишь кое-что, частица из всего того, что он может втиснуть в узкие рамки людских понятий, переведенная на человеческий язык. Об этой вечной теме, "о нашей теме", как он говорит Ивану, существует некая легенда. Эта легенда - легенда о рае.

"Был здесь у вас на земле один такой мыслитель и философ; все отвергал, законы, совесть, веру, а главное - будущую жизнь. Помер, думал, что прямо во мрак и смерть, ан пред ним - будущая жизнь. Изумился и вознегодовал. "Это, - говорит, - противоречит моим убеждениям". Вот его за это и присудили... Присудили, чтобы прошел во мраке квадриллион километров, а когда кончит этот квадриллион, то тогда ему отворят райские двери и все простят..." Но этот осужденный постоял, посмотрел и лег поперек дороги: "Не хочу идти, из принципа не пойду!" Так он и пролежал почти тысячу лет, а потом встал и пошел свой квадриллион километров. "И только что ему отворили двери в рай и он вступил, то не пробыл еще и двух секунд, воскликнул, что за эти две секунды не только квадриллион, но и квадриллион квадриллионов пройти можно, да еще возвысив в квадриллионную степень!" [211]

Рассказывая легенду о рае, кошмар-диавол вплетает мысль о повторении жизни на земле, чтоб еще сильнее отравить измученного Ивана, так же как эта мысль позднее отравляла несчастного Ницше. "Теперешняя земля, может, сама-то биллион раз повторялась; ну, отживала, леденела, трескалась, рассыпалась на составные начала, опять вода яже над твердию, потом опять комета, опять солнце, опять из солнца земля, - ведь это развитие, может, уже бесконечно раз повторяется, и все в одном и том же виде, до черточки. Скучища неприличнейшая..." [212]

Вследствие того, что земля создана глупо и устроение ее трагично, потому что она диавольский хаос и мир зиждется на абсурде, потому что все и вся - только лишь бесконечная, бескрайняя бессмыслица, из-за этого вечное повторение мира есть не что иное, как вечное повторение всех бессмыслиц, повторение всяческого хаоса, глупостей и гадостей.

Присутствие кошмарного посетителя ужасно мучает Ивана. Ему бы хотелось логически понять, объяснить и дать определение этому существу, которое так смело философствует о вселенной и о земле как о каких-то малозначащих вещицах. Посетитель ощущает этот немой вопрос и стремится преподать себя как можно понятнее для человеческого разума.