Трагедия России - прежде всего духовная трагедия, и с нею связана печальная судьба "советского" Пушкина.

Коренной предпосылкой катастрофы было условие не политического или экономического характера; предпосылкой было безбожие отступничество, попрание веры, искоренение памяти о священных основах бытия - все то, чем полон мир в изображении Пушкина. И результате социальные и иные стихии взбесились - как Нева, как Чума, - произведя и продолжая производить неслыханное духовное опустошение, которого жертвами - но и достойными наследниками - мы сегодня являемся.

Однако свято место пусто не бывает, "духовную жажду" не отменить никакой системе, никакому режиму. Если официальная идеология вместо Святой Троицы учредила свою - с большим бородатым Марксом в роли "бога - отца", то в утесненном и изуродованном культурном сознании под "духовностью" стала пониматься прежде всего... любовь к искусству ("духовная жизнь" трудового коллектива - совместные походы, скажем, в театр; а у интеллигента - посещение, предположим, консерватории); место же высшего "духовного" авторитета занял - в силу очевидного своего помазанничества - Пушкин, отсеченный от своих духовных корней, перетолковываемый в духе религии человекобожества - марксистском, потом "либеральном", потом диссидентском и так далее.

Христианская вера исключает поклонение человеку, даже такому, как Пушкин. Можно благоговеть перед гением, даром Божьим, который не заслуга того, кому он вручен; перед личным подвигом обладателя, достойно несущего такую ношу. Но ведь это совсем другое. Ни у кого из нас, будь он хоть трижды гений, нет права на поклонение со стороны других. Гений - это такое право, которое все состоит из обязанностей.

Много говорят о правах человека. Не боюсь сказать: слишком много. Забывается одна тонкость.

Есть книга, которую Пушкин дерзнул сравнить с Евангелием; это христианское сочинение, и оно называется "Об обязанностях человека". Не будем обсуждать, можно ли что - нибудь сравнивать с Евангелием, но таково уж было впечатление Пушкина; думаю, его поразила, помимо прочего, сама постановка вопроса: не права человека, но - обязанности его. Это - изменение точки отсчета, другая антропология.

Права человека - категория социальная и юридическая, то есть по отношению к человеку внешняя. Права человеку обеспечиваются извне его, в наружных условиях его существования. Это категория цивилизации.

Обязанности человека - категория культуры, вещь внутренняя; они могут быть реально осуществлены только изнутри человека. В этом смысле истинные обязанности человека есть категория религиозная, духовная, и сформулированы они в заповедях - как необходимые условия сохранности в человеке образа и подобия Бога. Никакие "права человека" немыслимы там, где не исполняются обязанности человека как духовного существа: любые усилия тщетны, любые законы бессильны.

* * *

"Пушкин не будет ни осмеян, ни оскорблен. Но - предстоит охлаждение к нему... Уже многие не слышат Пушкина... как мы его слышим, потому что от грохота последних шести лет стали они туговаты на ухо. Чувство Пушкина приходится им переводить на язык своих ощущений, притупляемых раздирающими драмами кинематографа... Это просто новые люди... Не они в этом виноваты... Между тем необходимость учиться и развиваться духовно ими сознается недостаточно, - хотя в иных областях жизни, особенно в практических, они проявляют большую активность".

Странно - это сказано не сегодня, это Ходасевич, его словам семьдесят лет, его речь "Колеблемый треножник" произнесена тогда же, когда Блок произнес свою - "О назначении поэта". Сегодня Ходасевич онемел бы, увидев, какую большую "активность" проявляют люди, умеющие не созидать культуру, а губить, как готовы они Пушкина и осмеять, и оскорбить. Но я хочу сказать о другом. В 1921 году Ходасевич пророчил "затмение пушкинского солнца", и история, казалось, готова была воплотить его предвидение. Однако Пушкин оказался сильнее истории. Он прошел сквозь нее, невообразимую в своей кровавости и лжи, прошел, сам обдираясь в кровь и волоча на себе клочья чуждых знамен, терпя урон на малых дистанциях, но победив на большой: он всегда был больше стратегом, чем тактиком. Он победил потому, что есть сила, которая больше исторических обстоятельств, - сила "высших ценностей".

Учительница Татьяна Морозова рассказывает мне, как она на уроке спрашивала учеников об их любимых литературных героях, какие разные ответы получала и как один сорванец, встав на ее вопрос и изменившись лицом, тихо, твердо и почтительно сказал: - Петр Андреич Гринев.

* * *

Духовная сила страны, которая, по выражению Пушкина, "своим мученичеством", "растерзанная и издыхающая", спасла христианскую Европу от нашествия "варваров"; которая позже спасла Европу снова и снова; которая, быть может в таинственных промыслительных целях, учинила над собой устрашившее весь мир жертвоприношение, семидесятилетнюю Голгофу, тем самым сказав всему миру - который, впрочем, вряд ли что - то услышал, - что бывает в результате попрания "высших ценностей", извращения "обязанностей человека", - и все же выжила, может быть, для того, чтобы дать оглохшему миру какой - то новый урок, - такая сила погибнуть не может.