человек, который передо мной, мне до конца

безразличен, если мне никакого дела нет до

его судьбы и до его личности, я никогда не

окажусь способным ни судьбу его прочесть,

ни личность его познать. А безразличие,

холодность, беспечность, наша способность

пройти мимо человека -

неизмеримы. Мы закрываемся от самых близких

людей этим безразличием и остаемся слепы,

бесчувственны; мы улавливаем поверхность

событий и самые очевидные человеческие

реакции, но не понимаем ни событий, ни

реакций. Активная, злая нелюбовь, ненависть,

отвращение имеют другие свойства; они нам

позволяют видеть только дурное, только

безобразное, только уродливое в человеке;

больше того: они превращают в безобразное, в

уродливое то, что на самом деле порой

прекрасно - но

нам не под стать; что прекрасно, но нам

непонятно, потому что эта красота нам чужда.

Видеть по-настоящему

может только любовь. Божественная любовь

видит все; человеческая, ограниченная

любовь способна прозреть во многое -

при условии, что есть хоть какая-то

доля человеческой любви, способной

отрешиться от себялюбия, способной

обратить действительно свое внимание на

другого. Господь нам открывает видение той

красоты, которую Он видит в человеке. Много

лет тому назад отец Евграф Ковалевский

говорил: Когда Бог смотрит на человека, Он

не видит в нем добродетелей или совершенств,

которых в нем еще нет; но Он видит в нем

неувядаемую его красоту... И вот любовь

открывает перед человеком видение красоты:

порой еще не раскрывшейся, которая может

быть под спудом, под завесой, но есть там.

Бог, глядя на нас, изуродованных грехом,

видит нас, как мы можем видеть древнюю икону,

которая подвергалась осквернению, от