в смысле того уважения, которое пробуждает

в нас желание и волю к совершенному и

полному служению. Любить кого-то - это прежде

всего признать за ним право на

существование, дать ему "право

гражданства" и занять по отношению к нему

периферийное место, а затем с этой

периферии устремляться к нему, все более

забывая себя самого.

какой степени нам это кажется нереальным,

особенно в той форме, в какой я об этом

говорю! Но все мы знаем, например, что мы

непрестанно окружены людьми, существования

которых мы почти не замечаем; они для нас -

мебель, причем мебель весьма громоздкая,

потому что она все время оказывается на

нашем пути и мы или наталкиваемся на нее,

или же нам приходится ее обходить. Мы часто

называем человеческими отношениями то, что

в большинстве случаев следовало бы

называть столкновениями. Если мы не успели

разминуться, мы неизбежно сталкиваемся, но

в обоих случаях мы друг друга не замечаем.

Единственное, что мы замечаем, это некий

объем, какую-то

помеху, нечто мешающее мне следовать по

моей траектории; и эта траектория -

если она не простой переход с одного места

на другое, а путь моей жизни -

есть то, что я хочу делать, а "другой" -

опасность, препятствующая мне быть тем, чем

я хочу быть.

при доброжелательных, дружеских отношениях

- я уже не

говорю о любви -

мы видим нечто совершенно иное. Начинается

все с того, что кто-то,

кто был около нас всего лишь объемом,

неопределенным присутствием, обретает лицо,

единственный в своем роде лик. Если в этом