одни спицы лежат!». И вот часто можно было бы

на себя посмотреть так, даже не со злой

улыбкой, а просто с улыбкой: какой ты

смешной, чего ты пыжишься!.. (Немножко из

смежной области. Помню, в детском летнем

лагере кто-то

из моих товарищей разозлился, пришел в

страшную ярость; и наш руководитель вместо

того, чтобы его остепенить, взял зеркало и

поставил перед ним; когда тот увидел свою

физиономию, свое выражение лица, у него вся

ярость спала, потому что таким ему быть

ничуть не хотелось: можете себе представить,

на что похоже миловидное лицо, которое

вдруг исказится бешенством). И если так к

себе относиться, то очень часто у нас

рождался бы тот род смирения, который

происходит просто от реализма.

Самый

же глубокий род смирения, смирение святых,

происходит от того, что они видели своим

духовным взором красоту Божию и святость

Божию, дивность Божию; и не то чтобы

сопоставляли, сравнивали себя, но бывали

так поражены этой неописуемой красотой, что

оставалось только одно: пасть ниц в

священном ужасе, в любви, в изумлении; и

тогда уже о себе и не вспомнишь просто

потому, что красота такая, что неинтересно

уже думать о себе: кто же станет смотреть на

себя, когда можно смотреть на что-то,

превосходящее всякую красоту?

Голос совести.

Говение

- это момент в жизни, повторный, но всегда

новый и всегда равно решающий для нашей

вечной судьбы. Это момент, когда мы встаем

перед своей совестью, стоим перед Живым

Богом, и произносим над собой суд. Это очень

важный момент; это момент, когда после

рассеянной жизни, какую мы все ведем в той

или другой мере, мы даем себе время