но действует. Я не знаю, становятся ли люди, которые у вас здесь бывают, лучше,

но я вижу, что с ними что-то происходит, какое-то преобразование, преображение;

они силой Бога, Который здесь присутствует, меняются; и мне необходимо быть

измененным, и поэтому я к вам пришел: я хочу крещения, я хочу, чтобы и меня

менял Бог». Вот что человек - чужой, ничем с нами не связанный, не русский,

человек, который не мог быть увлеченным русскостью или чувством, что он вернулся

на какую-то свою родину, по-человечески ощутил. Вот как Дух Святой присутствует

и даже в нас, при нашей немощи, действует, и сияет, и доходит.

И надо еще прибавить, что во Христе и в Духе мы так соединены с Отцом, как

никто, нигде, никак не может быть соединен. Вы помните слова Спасителя: никто не

приходит ко Отцу как только Мною (Ин. 14, 6), никто не знает Сына, кроме Отца,

никто не знает Отца, кроме Сына и того, кому изволит Сын Его открыть (Мф. 11,

27) - потому что соотношение между Божественным Сыном и Отцом так непостижимо

для нас, Их единство, Их непостижимая разность таковы, что только приобщаясь

тому, что есть Христос, мы можем начать приближаться к пониманию того, Кто и что

Небесный наш Отец. И когда мы говорим об Отцовстве в этом отношении, мы не

говорим о том, что Бог добр, милостив, что Он источник нашего бытия и что

поэтому в каком-то нравственном отношении, бытийном отношении мы являемся как бы

Его сынами, дочерьми, детьми; нет, наше соотношение с Отцом во Христе и силой

Святого Духа - нечто совершенно непостижимое иначе как опытом, но невыразимое

словом. Это для нас непостижимо, но это наше призвание, и это самое содержание

Церкви, это самая ее жизнь. Разве после этого мы может не говорить о том, что

Церковь есть тайна, что Церковь свята всей святостью Триединого Бога, Который в

ней живет, всей зачаточной и постепенно нарастающей святостью святых и

грешников, которые Богом постепенно преображаются в новую тварь. Вот та Церковь,

о которой мы говорим верую, потому что, по слову Послания к евреям, (11, 1) вера

- это уверенность в вещах невидимых. Да, для внешнего глаза это невидимо;

внешний человек видит только человеческое общество: в некотором отношении