Беседы о вере и Церкви
за которые надо жить и умирать; есть вторичные
истины или второстепенные истины, за которые нельзя,
за которые мы не имеем права жить и умирать.
Есть предание человеческое, которое может быть
очень ценно на своем месте, но ради которого
нельзя раздирать единство Церкви или умирать.
Вспомните старообрядческий раскол или столько
западных разделений: сейчас Западный мир
разделился, распылился больше чем на две тысячи
христианских вероисповеданий, по признаку одной
какой-то детали, в которую люди вцепились и из
которой они сделали центр благовестия, тогда как
центр благовестия — Христос, Он — Истина, Бог,
Жизнь. Критерий, который мне был раз дан
человеком, имевшим право так говорить, таков: все
то в нашей вере, в нашей церковной практике, в
нашем церковном мышлении, что нельзя сопоставить
с Тайной Вечерей, с ужасом Гефсиманской ночи, со
славой Воскресения, с Вознесением Спасителя, все
то, что нельзя поставить рядом с этими событиями,
потому что это слишком мелко, — надо
рассматривать с осторожностью. Истины веры, то
содержание веры, которым можно жить и умирать,
именно совпадает, включается в Тайную Вечерю, в
Гефсиманскую ночь, в Голгофскую жертву, в победу
Воскресения, в славу Вознесения, в новую жизнь,
данную Духом Святым.
Эти два замечания — о
народе Божием и о критерии незыблемой истины я
делаю попутно, но не считаю их второстепенными.
Теперь, если задуматься
над верой еще немножко. С одной стороны, вера, как
я сказал, это доверие к личному, Живому Богу. Но
тогда вера должна непременно, неизбежно быть
основана на каком-то опыте. Где же кончается опыт,
где начинается вера? Как они между собой
переплетаются, какое между ними отношение? Я вас
хочу отослать к одному из подвижнических слов
святого Макария Великого* . Я его
несколько расширю в своем изложении для
удобства, но если вы проверите, то увидите, что я
не искажаю его мысли.