каким-то удивительно большим.

Анатолий Максимович:

Да, это последнее — реалистическое замечание,

потому что в остальном Ваши доводы

представляются мне именно трансцендентальными.

Но для Вас они, явно, имеют значение — реальное и

живое значение. Большое Вам спасибо, митрополит

Антоний.

Анатолий Максимович:

Митрополит Антоний, я слушал много Ваших

выступлений по радио и телевидению, и Вы часто

говорите об общении с Богом. С моей точки зрения, общение

с Богом имеет, в сущности, лишь символическое

значение и означает соблюдение этических норм,

установленных христианством и другими

религиозными учениями; другими словами, под общением

с Богом подразумевается: делать то, что нужно, и

не делать того, чего нельзя делать. Но я полагаю,

что для Вас этот термин имеет более глубокое

значение. Что же это означает для Вас конкретно?

Идет ли речь только о молитве или о чем-то другом?

Митрополит Антоний:

Ваш вопрос очень многогранный и, честно

признаюсь, очень трудный, в том смысле, что

говорить о каком-то опыте, который тебе кажется

достоверным, можно, но сделать его убедительным

или понятным, или помочь другому человеку его

уловить — очень трудно... Отвечая на ваш вопрос, я

бы сказал следующее. Во-первых, в нашем общении с

Богом есть, конечно, этический момент: соблюдение

божественных заповедей, следование каким-то

путем, который предуказан нам Богом; но, с другой

стороны, это общение тоже предполагает, что в

пределах если не моего личного опыта, то в

пределах чьего-то опыта было какое-то веление от

Бога, было какое-то указание, данное Им о том, что

эти заповеди — закон жизни, что этот путь ведет к жизни; и

вот за пределом этического момента, который

присутствует и который необходим, без которого

просто нет никакого смысла в общении, должен быть

где-то момент встречи — или моей лично, или

чьей-то еще. Скажем, в христианской, в библейской традиции речь