для нашей жизни, для постройки материального

мира, а имеет окончательное значение, и что

человек рассматривается не как дух, завязший в

материи, а как совокупность материи и духа,

составляющая одно целое.

И то, что Вы говорите

дальше: что христианство верит в бессмертие души,

— да, это правда, но в более основном, глубоком

смысле. Христианство утверждает (это Вы найдете и

в Символе веры, и в сознании христианской Церкви)

воскресение мертвых: нам представляется, что

полнота человеческого бытия — именно

воплощенность, а не развоплощенность витающих

духов.

Анатолий Максимович:

Скажите, такова была всегда христианская

установка? Потому что, насколько мне помнится,

раньше говорили совершенно иначе. Меня, например,

учили, что в средние века христианская Церковь

считала, будто жизнь на земле — преходящее

состояние; оно, конечно, преходящее и теперь, но,

во всяком случае, считалось, что это менее

"важное" состояние, чем то, что будет после.

Митрополит Антоний:

Мне кажется, что тут есть два момента. Во-первых, в

течение многих столетий было среди христиан

несколько, скажем, выжидательное, даже

подозрительное отношение к плоти, потому что

казалось, будто плоть, телесность человека

связывает его с животным миром, делает его чем-то

ниже того духовного существа, которым человек

должен бы быть. Это — позднейшая установка, это

установка христианского мира, который уже как-то

потерял первобытный, радостный, всеобъемлющий

импульс. Скажем, в пятом веке один из отцов Церкви

писал, что никогда нельзя упрекать или обличать

плоть в том, что она "виновата" в

человеческом грехе, что грехи плоти — это грехи,

которые дух совершает над плотью. Так что

подозрительность, которая постепенно развилась

в связи с аскетической установкой, с борьбой за

целостность человека, сознание, что человек