считается олицетворением этики, олицетворением

добра; почему Он допускает зло — это другой

вопрос; но ведь нельзя же считать религиозные

войны добром? — а тем не менее, такие войны

происходили; ведь нельзя же считать мелочные

сплетни о неверующих среди верующих добром? Это

же явное зло! Не в таком масштабе, как религиозные

войны, но тем не менее это и есть зло. Так что,

по-моему, Бог должен руководствоваться разумом —

потому что для меня разум и добро это одно и то же.

Вы, конечно, можете мне сказать, что пути Господни

неисповедимы, что мы не можем понять Божьего

разума, не можем понять Божьих побуждений. С

точки зрения верующего человека это, пожалуй,

понятно; но поскольку у нас представления о

Божьем разуме нет и, по-видимому, быть не может, мы

должны руководствоваться теми этическими

нормами, которые Бог, по мнению верующих,

установил, и ожидать от Бога, что Он ими тоже

руководствуется, а не наказывает людей за то, что

они не подчиняются каким-то формальным правилам,

игнорируя при этом этические нормы.

Митрополит Антоний:

Да. Это меня, в общем, очень радует, с одной

стороны, потому что, значит, даже Ваши

представления допускают, что Бог существует, при

условии, что Он окажется не таким, каким Он явно

выступает из жизни и слов недостойных верующих.

Но вот Вы упомянули об этике, и в одной из

предыдущих бесед мы с Вами говорили, что

христианская этика внесла что-то ценное в жизнь

хотя бы нашего европейского общества. Как Вам

представляется: что ценного внесла христианская

этика в нашу жизнь?

Анатолий Максимович:

Каждая религия вносила очень много ценного в

нашу жизнь; я придаю большое значение религии,

потому что религия явилась одним из средств

обуздания человеческих страстей, борьбы со злом

и упорядочения жизни. Отрицать это, по-моему,

совершенно неправильно. Разумеется, существуют и

другие средства. В Китае, например, пытались