The good part. Conversations with monastics
Беседа 20. О молитве
Сегодня у нас будет беседа на тему, которая важна для всех, суть которой необходимо понять каждому, - о молитве, и проведу я ее на основе учения о молитве Самого Господа нашего Иисуса Христа. Я буду пользоваться славянским текстом Евангелия: думаю, все здесь понимают его. Использовать же русский перевод не имеет смысла по разным причинам, в основном потому, что он менее точный, менее выразительный.
И бысть внегда быти Ему на месте некоем молящуся, и яко преста, рече некий от ученик Его к Нему: Господи, научи ны молитися, яко же и Иоанн научи ученики своя (Лк.11:1). Естественно, ученики Господа Иисуса Христа понимали, что молитва есть одна из наиважнейших добродетелей, необходимых для угождения Богу и для спасения. Видя, как подолгу, как истово молился их Учитель, они желали, чтобы Он научил и их этой возвышенной добродетели, важнейшему делу. Сказано здесь: "Господи, научи ны молитися, яко же и Иоанн научи ученики своя. Фарисеи и последователи Иоанна Крестителя упрекали учеников Спасителя, что те, в отличие от них, не постятся, что они не молятся, а только едят и пьют. И может быть, по неопытности, может быть, с заискиванием или из-за недопонимания того, что общение со Спасителем - это уже само по себе выше всякой молитвы (ведь что такое молитва, как не общение с Богом?), ученики выразили желание научиться этой добродетели.
И вот они обратились с такой просьбой к Господу, и Он не отверг ее, выраженную хотя и наивно, однако же искренне. Рече же им: "Егда молитеся, глаголите" (Лк.11:2). Он преподал им молитву, которую мы обычно называем молитвой Господней или, по первым словам этой молитвы, "Отче наш". Это не просто молитва, как можно видеть из предыдущих слов, - это учение о молитве, то есть учение о том, с каким настроением, кому и как нужно молиться. Основываясь на таком подходе, мы и будем говорить о молитве, а истолковывая молитву "Отче наш", сделаем для себя практический вывод о том, как нужно молиться.
Рече же им: "Егда молитися, глаголите: Отче наш". "Отче наш" - в этих двух словах уже целое богословие и великая духовная наука. Спаситель учит нас обращаться к Богу и именовать Его Отцом. Когда-то в древности было известно несколько имен Божиих, открывавшихся постепенно израильскому народу в течение веков через избранных пророков, таких как Моисей. Обращаясь к Богу, Его называли различными именами, и имена эти имели в себе, конечно, глубокий смысл и намекали на тайну Пресвятой Троицы, на тайны бытия Божия, однако же не были столь откровенны и столь дерзновенны. Скажем, в книге Бытия Бог назывался Элогим, что значит "Боги", - то есть слово "Бог" употреблено во множественном числе, и в то же время обращение к Нему, глаголы, прилагавшиеся к этому наименованию, были в единственном числе, в чем святые отцы усматривают намек на тайну Пресвятой Троицы и, кроме того, на некое, в грамматической форме выраженное, учение о всемогуществе и безграничности Божества. Потом возникло наименование, которое, как считается, наиболее полно выражает тайну бытия Божия, - Иегова, то есть "Сущий" (по-еврейски Ягве). Далее появилось имя Адонаи, которое переводится с еврейского как "Господь". Если же быть более точным, то это слово означает "Господа мои". Здесь также есть намек как на безграничное всемогущество Божие, так и на то, что Бог - это Троица. Да, евреи верили в Единого Бога, но им было приоткрыто и то, что Бог хотя и Един, но, по выражению Григория Богослова, "не одинок". То есть Бог не должен быть слишком "расширен" и не должен быть слишком "замкнут": в первом случае это будет уже пантеизм или многобожие, а во втором - иудаизм или магометанство, где бог как бы замкнут сам в себе и представляет из себя существо, лишенное любви, поскольку в самом себе ему не на кого ее распростирать, в отличие от истинного Бога - Троицы, Лица Которой связаны Божественной любовью и распростирают ее Друг на Друга. Впоследствии возникло еще одно имя Божие, произносимое обычно как Саваоф, хотя это не совсем точное еврейское произношение. Смысл этого имени таков - Всемогущий, Сильный, Всесильный, причем "Сила" в точном переводе опять же будет во множественном числе - "Силы". Таким образом, стоит обратить внимание на то, что уже с древних времен в именах Божиих, таких как Элогим, Адонаи, Саваоф, присутствовал намек на учение о Пресвятой Троице.
Теперь же Господь Иисус Христос открывает нам новое имя, дерзновенное; учит обращаться к Богу как к Отцу. Если ранее говорилось о всемогуществе, о безграничности Божества, о Его всевластии, о любви, то теперь Бог называется просто Отцом. Естественно, все люди, знакомые с устройством человеческой семьи, понимают, что отец - это источник любви, однако в этом имени заключается и некий благоговейный страх (особенно его испытывают дети из патриархально устроенных семей, у которых по отношению к отцу есть и страх, и любовь). И вот мы учимся, прежде всего, обращаться к Богу с любовью, с дерзновенною любовью и доверием, понимая, что Он, как Отец, всегда желает нам только одного блага, только одного добра. Но любовь не может быть только к Богу, не может быть любовь одного человека единственно к Богу. Любовь должна распростираться и на подобных себе людей! Поэтому следующее слово этой молитвы (в обращении к Богу "Отче наш") - не "мой", а "наш". Вспомним, например, имя Адонаи, в котором Господь называется "моим"; теперь же Бог - "наш". Никто не в праве дерзновенно считать Бога по преимуществу своим Богом, но - Богом нашим, Отцом нашим. Таким образом, слово "наш" понимается в меру того, насколько человек приобрел любовь. Один распростирает это слово на своих близких, другой на своих родственников, третий на своих единоверцев, а четвертый - на все человечество. Последнее понимание - самое полное и правильное. "Отче наш", то есть Бог всех, Отец всех. И так молясь, мы уже волей или неволей то благо, о котором будет в дальнейшем говориться в этой молитве, призываем не только на себя, но и на всех людей, которых имеем в виду, произнося слово "наш", может быть, и на все человечество. Вот как Иисус Христос уже первыми двумя словами (таким необыкновенно мудрым, тонким, всеобъемлющим способом) учит нас любви к Богу, любви к людям. Это первое, что необходимо при правильной молитве.
Отче наш, Иже на небесех (или, как мы привыкли говорить, Иже еси на небесех). Это не значит, что Бог пребывает только на небесах, что на земле нет Бога. Это значит, что мы должны понимать: наш Отец - это не тот отец, от которого мы родились, не те родители, от которых мы родились, и вообще не все то является родным, что кажется нам таковым на земле, а только то истинно родное, что в Царствии Небесном, и только тот является истинным Отцом, Который есть наш Бог, и Он на небесах. Любовь наша должна отвращаться от всего земного, от всего человеческого, пусть даже не греховного (сравнительно невинного и нейтрального), но отвлекающего нас от любви к Богу. Вот в каком смысле сказано "на небесах", а не в том, что Бог есть только на небесах, а на земле Его нет и власть Его не распростирается на живущих здесь.
Да святится имя Твое. Какое имя Божие здесь нужно подразумевать? Конечно же, то, которое названо в данной молитве, - Отец, Отче наш. Его имя - это любовь, которая распростирается на всех людей, она должна святиться, действовать в наших душах, в наших сердцах, в наших отношениях, в наших поступках - вот чего нам следует просить. Бог не может освящаться, потому что Он свят и выше всякой святости, но Его имя, то есть то, что мы именуем, что мы понимаем и мыслим, должно освящаться благодаря нашим делам, поступкам, мыслям, молитвам, ощущениям; освящаться нашей жизнью, святиться в нас. Однако смысл имени Отец ("Отче наш") шире понятия любви, которое употребляет апостол Иоанн Богослов, говоря: "Бог есть любовь", или по-славянски - "Бог есть любы", потому что любовь только свойство, а Отец - это носитель всех божественных свойств, всех совершенств, в том числе и любви.
Да приидет царствие Твое. Какое царствие? Чего мы желаем, о чем просим? Конечно же, речь идет о Царстве Отца, Царстве любви, всеобъемлющем, на всех распространяющемся, Царстве всепрощающей любви. Мы должны этого Царства желать, должны к нему стремиться, чтобы любовь была подобна некоему государю, который, воцарившись в своем государстве, налагает на всех подданных определенные законы и не терпит нарушений его воли. Так и нам необходимо стремиться к тому, чтобы воля Небесного Отца восторжествовала, а любовь как закон, преподанный Царем Небесным, распространилась на всех, прежде всего на нас, а через нас и на других людей. Вот чего мы должны желать и вот к чему должны стремиться в молитве.
Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли. Чья воля? - воля Твоя, воля Отца нашего Небесного. В чем же она должна состоять? В любви всепрощающей и желающей спасения любому человеку, даже самому, с нашей точки зрения, презренному, отвратительному и далекому от Бога. Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли. Значит, как на небе все ангелы исполняют только Божию волю и потому имеют единую волю, а не каждый свою (подобно нам), так должно быть и у нас, живущих на земле, - нужно жить, действовать одной волей, стремиться только к спасительной любви. А тогда, когда действует любовь, в человеческих отношениях, конечно, есть кротость, всепрощение, снисхождение, смирение друг перед другом, послушание друг другу и подобные добродетели, потому что никто не хочет исполнять своей воли, а стремится исполнять только волю единого Небесного Бога Отца. Все эти чувства, напоминаю еще раз, необходимы нам во время молитвы, для того чтобы она была истинной, чтобы мы молились так, как научил нас Господь Иисус Христос, а не как мы сами себе представляем по неопытности и ограниченности своего разума.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь. - Хлеб наш насущный подавай нам на всяк день (Лк.11:3). Эти слова молитвы можно понимать чрезвычайно возвышенно. Например, святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что под хлебом насущным надо понимать хлеб сверхсущественный, то есть Тело Христово, Которое всякий искренний христианин должен желать вкушать ежедневно. Если же мы не имеем такой возможности, по разным причинам, то во всяком случае желание, жажда, как бы голод духовный по вкушению этого сверхъестественного, сверхсущественного хлеба должен быть во всяком человеке. Возможно и другое толкование: допустимо, может быть с некоторой натяжкой, понимать хлеб насущный как благодать, которая всегда питает человека и, подобно хлебу, делающему нас способными к обычной жизнедеятельности, дает силы для жизни во Христе. Но можно понимать эти слова и совсем просто: под хлебом насущным разуметь собственно хлеб или вообще пищу. То есть мы должны желать хлеба, той минимальной основной пищи, которая нужна человеку для поддержания сил, для продолжения своей жизни, и притом только на сегодняшний день. И действительно, эти слова Иисуса Христа очень соответствуют тому настроению, которое требуется при молитве: хотя человек не может ничего не желать, потому что он нуждается в поддержании своей жизни, но мы должны свести свои желания к минимуму, желать самого необходимого (что и подразумевает под собой слово "хлеб"), и только на сегодняшний день. Если мы не будем заботиться о завтрашнем дне, то сразу отречемся от лишней заботы, что весьма и весьма нужно для того, чтобы правильно совершать молитву.
Хлеб наш насущный подавай нам на всяк день; и остави нам грехи наша, ибо и сами оставляем всякому должнику нашему (Лк.11:4). Человек, более или менее опытный в молитве, имеющий хотя бы минимальный молитвенный опыт, понимает: если мы имеем на кого-то зло, осуждаем или вообще испытываем какие-либо неприязненные чувства, то мы как бы пресекаем действие благодати и молитва наша падает, подобно раненой птице, потому что чувство неприязни лишает нас дерзновения. Когда мы молимся Богу, одной из самых главных целей молитвы является просьба о прощении грехов. Нет человека, который "жив будет и не согрешит", как сказано в богослужебных текстах, и всякий из нас, даже тот, кто почитался бы святым по своим делам, совершал чудеса, имел дар пророчества и стяжал прочие сверхъестественные великие добродетели, в то же время должен сознавать, что он грешный человек и нуждается в милости Божией. Если мы хотим получить прощение грехов, должно самим простить всех, оставить все должникам нашим. Многие из нас удивляются, почему не преуспевают в молитве. Одной из причин такого медленного преуспеяния (или даже полного его отсутствия) является то, что мы испытываем неприязнь по отношению к нашим ближним, не хотим прощать им то, что почитаем за долги перед нами. Неважно, в действительности ли они виноваты или это нам только мнится, - мы должны всем и все простить. Только тогда мы можем рассчитывать, что Бог в молитве услышит нас и простит нам грехи. Простит настолько, в какой степени мы сумели или, вернее, захотели простить нашим должникам.
И не введи нас во искушение. Искушение (испытание) приходит к нам извне, и прежде всего через ум. Например, постигла нас какая-либо телесная скорбь, а мы от нее пришли в ропот - это значит, что мы поддались искушению, если же мы испытываем даже очень тяжкую скорбь, но при этом сохраняем кротость, смирение, благодушие, то искушение не приносит нам вреда. Таким образом, хотя все и приходит к нам извне, но в конечном счете приражается к уму: как мы умом отнесемся к чему-то, таков будет и результат нашей борьбы. Не введи нас во искушение. Мы должны просить у Бога того, чтобы нам именно не войти в искушение. Когда оно находится вовне, когда это, как говорят святые отцы, "прилог", тогда еще можно выйти победителями. Когда же мы уже вошли в искушение и начали соблазняться той или иной сладостью греха или, наоборот, роптать и унывать (неважно, искушает нас враг горечью или сладостью), то мы уже оказались побежденными. На самом деле, когда мы ропщем или унываем, то хоть скорбь и кажется нам чем-то горьким, но в самом ропоте или унынии также есть сладость греха, которой мы в конечном счете всегда и соблазняемся. Поэтому мы должны желать и просить у Бога, чтобы Он не допустил нас войти внутрь искушения, то есть принять помыслы и оказаться умом внутри этого соблазна.
Но избави нас от лукавого. Тут, конечно, проявляется смирение. Мы должны молиться Богу с чувством ненадеяния на себя, мы должны просить Бога о том, чтобы Он не ввел нас в искушение, чтобы избавил от лукавого, потому что тот, кто дерзновенно ищет испытания, - поддался гордости, самонадеянности, и, как правило, такой человек падает. А человек, который постоянно молится Богу, просит, чтобы Он сохранил его от греха, - такой имеет надежду на то, что благодать Божия действительно его сохранит и будет поборать вместе с ним дьявола. Также в этих словах молитвы звучит предостережение против непонимания того, что борьба с соблазнами и искушениями, которую мы испытываем,- это не просто борьба с самими собой (как кажется неопытным людям, да и нам самим, читавшим святых отцов и знающим о существовании нечистых духов). Думая так, мы забываемся. Когда же мы читаем эту молитву, мы должны постоянно вспоминать, что все искушения происходят от дьявола и нужно непрестанно молиться Богу, чтобы Господь защитил, избавил нас от него, так как сделать это своими силами мы никак не сможем. Кроме того, дьявол, который в Священном Писании зовется и сатаной, и клеветником, и другими именами, здесь назван лукавым для того, чтобы мы поняли: искушения и соблазны лукавы, дьявол соблазняет нас через обман, и поэтому нужно быть чрезвычайно внимательными. Всякий раз дьявол искушает нас, изображая зло под видом добра: как изначала человек пал через обман, так и поныне каждый день падает, будучи обманываемым дьяволом, лукавым. Например, нам представляется справедливым наше негодование против тех людей, которые нас обижают, - в этом и состоит лукавство дьявола: показывать справедливость нашей досады, обиды. Другие соблазны действуют так же, заставляя нас увидеть, что действительно (как повествуется в книге Бытия) дерево это доброе и приятное в снедь. Итак, мы должны быть чрезвычайно внимательны и при помощи Божественной простоты отвергать сатанинское лукавство, то есть следовать заповедям, не раздумывая, не размышляя о том, что препятствует их исполнению, забывая, что как будто бы есть справедливая причина, чтобы заповедь нарушить. Это все те настроения, чувства, мысли, которые нам необходимо иметь при молитве, какая бы это молитва ни была: либо "Отче наш", молитва Господня, либо Иисусова молитва (которую мы совершаем или по крайней мере должны совершать непрестанно), либо другое молитвословие. Будет ли это частная, келейная молитва или богослужебная - смысл остается один и тот же.