Вопрос. Я слышала, как одна сестра говорила, что в моем возрасте, когда очень доверяешь наставнику, то это детский максимализм. Как к этому отнестись?

Ответ. Что значит детский максимализм? Так можно про все что угодно сказать: этот, мол, так себя ведет, потому что он рыжий, а тот - потому что брюнет, им свойственно так себя вести. Я знаю, что у некоторых сестер в среднем возрасте есть детский максимализм. Ну и что, они инфантильные, что ли? Павел Препростый имел беспрекословное послушание Антонию Великому, а он пришел в монастырь в шестьдесят лет. Наверное, и у него детский максимализм был. Люди, рассуждающие о детском максимализме, думают, что если они старше тебя, допустим, на пять или на десять лет, то они уже очень мудрые. Должен им сказать, что эти люди тоже еще дети во всех отношениях. Что такое духовный разум? Это ведь не жизненный опыт. Многие имеют большой жизненный опыт, а в духовном отношении они еще дети. Потому что в чем человек опытен, в том ему можно и возраст какой-то дать. Если у него в каком-то отношении есть опыт, значит он в этом отношении старец. Опыт-то приходит не от возраста, а от интенсивности духовной жизни. Есть даже такая русская поговорка: молод, да старые книги читал. Или еще: мудрость не от бороды. Нужно понимать: где опыт, там и мудрость, там и рассуждение. А при чем здесь максимализм? Можно сказать все что угодно. Есть такие люди, которые говорят умные слова, а под ними - ноль, глупость. Потому что настоящий ум - от опыта, а не от разных рассуждений. Возьмем египетских старцев - они очень просто говорили, не слишком красиво, а иногда даже и объясниться не умели. Авва Дорофей рассказывает, как некий философ спрашивал у преподобного Зосимы, что такое смирение, а тот не мог ему ответить и только говорил: "Знаешь, не смущай меня, я знаю, что нужно смиряться". А сам авва Дорофей говорит, что смирение - это такой навык, который человек и объяснить не может, но навык у него есть. И Зосима согласился: "Да, ты суть дела познал". Авва Дорофей мог это объяснить, потому что он сам имел такой опыт. А Зосима хотя имел опыт, но объяснить не мог: не обладал человек даром слова, в особенности когда его кто-то искушал, испытывал. Так будем ли мы восхищаться философом, который задает умные вопросы? Задал вопрос Зосиме - и тот без помощи аввы Дорофея не мог ответить. И что тогда? Не надо его слушать, потому что он ответить не может? Или мы будем смотреть на то, как человек себя ведет и, самое главное, как он нас учит, получаем ли мы пользу от его учения? Умно ли он говорит, просто ли - для нас неважно. Мы пришли учиться евангельской жизни, а не богословию и философии. Бывают иногда красивые, умные рассуждения, а действие у них разлагающее, убивающее. И апостол Павел говорит, что буква мертвит, а дух животворит (2Кор.3: 6).

Беседа 4. О личности человека

Сейчас некоторые стали прикрывать свои страсти и немощи, в которых просто надо было бы признаться и покаяться, с которыми надо было бы бороться, - словосочетанием совершенно не христианского происхождения - подавление личности.

Я, может быть, читал мало творений святых отцов, но нигде в прочитанной мною святоотеческой литературе я не встречал понятий: "подавление личности", "гармоническое развитие личности", "всестороннее развитие личности", вообще "развитие личности". И сами вы едва ли такое встречали. Святые отцы говорят о спасении, об очищении души, о борьбе со страстями, даже о чистоте тела, а о развитии личности не говорят. Это словосочетание и это представление возникли в среде людей, которые пытались противопоставить, а если не противопоставить, то хотя бы параллельно представить помимо христианского еще другой идеал, ставящий целью человеческого существования, существования всего человечества развитие личности. Этот идеал возник в среде течения очень широкого, разнообразного, которое называется гуманизмом.

С позиций гуманизма человек есть цель: не спасение человека в вечности, а сам человек становится целью или "мерилом всех вещей", по выражению одного древнего философа. Такое представление развивалось постепенно, начиная с XIII-ХIV веков. Конечно, под гармоническим развитием личности разные люди понимают разное. Обычно под этим словосочетанием понимается нравственное развитие, хотя нравственность - понятие тоже очень ограниченное: например, христиане под нравственностью понимают одно, магометане другое. В связи с тем, что философские границы гуманизма были очень размыты, то и представление о нравственности было весьма туманно. Поэтому когда в рамках этого движения, этого философского, нравственного, идеологического течения говорилось о развитии личности, то иные понимали под ним, может быть, христианскую нравственность, иные более широко смотрели на вещи: разрешали многое, что в христианстве запрещено. В отношении учения гуманизма, которое, как я уже сказал, очень зыбко и туманно, важно не определение нравственных или других представлений о развитии личности, а то, что это учение в целом не соответствует и даже противоречит учению христианства, весьма четкому, определенному и ясному на этот счет.

Для того чтобы понять, насколько эти мировоззрения разные, нужно разобраться в том, что представляет собой личность человека с точки зрения евангельского, святоотеческого учения. Еще раз хочу подчеркнуть, что понятия личности у святых отцов нет, а есть понятия: "ипостась", то есть "лицо", и "природа", то есть "род". Слово "лицо" ("персона" по-латински) западного происхождения, слово "ипостась" - греческого. Хотя "лицо" - более образное, а "ипостась" - более точное философское понятие, по своему терминологическому значению они совершенно идентичны, так же как понятия "природа" и "род". Эти святоотеческие определения относятся ко всему существующему. Они отчасти заимствованы из древней аристотелевой философии, но, конечно, переработаны, приспособлены к евангельскому учению. Святые отцы не боялись заимствовать из языческой философии, языческой культуры многие понятия, чтобы использовать их в изложении евангельских истин. Но применяли они их в переработанном виде: не так, как понимал их, скажем, Аристотель, а приспособив эти философские термины к Евангелию, используя то доброе, хорошее и здравое, что было в языческом образе мыслей от естественного здравого смысла, вложенного Богом, как известно, во всякого человека, а не то, что было в этом образе мыслей от языческой теологии и "религиозных басней", по выражению Иоанна Дамаскина. Под природой понимается то, что является общим для какого-либо вида, например то, что является общим для всех носящих название "человек". И признаками этого вида, отличающими его от других, является все, что описывает человека как человека, в отличие, скажем, от животных или от ангелов. Эти свойства и формируют, и определяют вид. Пол, например, нельзя считать родовым свойством, потому что и женщина - человек, и мужчина - человек. Нельзя считать родовым признаком образование, возраст людей или их внешний вид, потому что это относится уже к ипостасным, то есть личным, признакам, определяющим конкретного человека и отделяющим его от других. Те признаки, которые определяют природу или вид, называются определяющими, а те, которые определяют ипостась, называются случайными. Например, Евдокия Ивановна рыжая, а Ксения брюнетка, но раз Ксения не рыжая, это не значит, что она уже не человек. Это признаки случайные - они не отражаются на том, что является видом, не влияют на него. Если же у нас появится четвероногое существо, то мы скажем, что это наверняка не человек: человек не бывает четвероногим. Это уже признак отличающий, он не может быть общим у человека с каким-нибудь видом животных. Конечно, четвероногий или двуногий - не самый главный признак человека, тем не менее это одно из свойств человеческой природы. Таким образом, мы делаем вывод, что есть общая человеческая природа и есть та или иная ее ипостась, которая отличается от других полом, образованностью, характером, внешними признаками: допустим, кто-то старый, кто-то молодой, кто-то красивый, кто-то некрасивый. Все это - признаки, отделяющие одну ипостась от другой.

Вы видите, что в учении Православной Церкви о том, что такое природа и ипостась (или лицо), нет ничего такого, что походило бы на представление о личности, которое сейчас распространено. Под личностью мы подразумеваем нечто особенное, неповторимое в человеке, и поэтому можно заключить, что личность - это, видимо, какие-то его душевные свойства: нельзя же сказать, что она состоит в том, что человек ходит в очках, так как у него зрение плохое, и что это плохое зрение и есть признак его личности. Личность мы, конечно же, понимаем как душевные свойства. Поэтому из элементарного философского рассуждения о том, что представляет собой общая для всех нас природа, мы должны перейти уже в другую плоскость.

Но прежде я еще раз вернусь к рассуждению о нашей природе: можно сказать, что в этом смысле мы все единосущны друг другу. Конечно, отсюда не следует, что наше существо полностью совпадает с существом другого человека, как это явлено в Лицах Пресвятой Троицы, но природа наша совершенно одинакова, и мы должны понимать, что мы принципиально друг от друга ничем не отличаемся. И некоторые современные богословы, как, например, Владимир Николаевич Лосский, рассуждают о том, что Церковь - это единосущное и многоипостасное человечество: единосущное по природе и многоипостасное по тем лицам, из которых оно состоит. Если бы мы все были праведной жизни - все исполняли волю Божию, то в существе каждого человека действовала бы единая общая воля. Нужно различать природную волю, то есть свойственную той или иной природе, от личной воли, которая происходит уже от греховности, искажения, нарушения этой природы. Они присутствуют в нас обе, но как все Лица Пресвятой Троицы имеют одну волю, так и все человечество должно было бы иметь одну волю, потому что мы должны следовать воле Божественной.

Таким образом, послушание, которого многие боятся и которое воспринимают как подавление личности, на самом деле есть возвращение человека к своей природе; конечно, мы говорим о послушании в идеале - когда слушаемся того человека, который знает волю Божию или, по крайней мере, знает лучше, чем мы, а не тогда, когда мы слушаемся кого угодно, лишь бы только слушаться. Мы все стремимся к тому, чтобы совершать одно и то же, ведь заповеди евангельские даны всем: и мужчинам и женщинам, и умным и глупым, и старым и молодым - всем нам заповедано: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Мф.22:39) или "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем" (Мф.22:37), и так можно сказать обо всех заповедях. Получается, что в то время, как мы ищем какого-то разнообразия, самостоятельности и самобытности в своем поведении, Евангелие призывает нас всех вести себя одинаково, и нам кажется, что Евангелие уничтожает нашу личность, потому что лишает нас того, что представляется нам ее проявлением. И оказывается, как я уже сказал, что под личностью мы чаще всего понимаем совокупность нарушений своей природы, появившихся в связи с грехопадением или с нашим греховным образом жизни, с собственным отклонением от воли Божией, то есть усугублением первородного греха, доставшегося нам от прародителей, собственной греховной жизнью. Именно в этих греховных отличиях друг от друга мы и видим свою личность: например, сестра К. ленивая, а сестра Ф. злая: бегает и на всех кричит, - при этом сестры К. и Ф. думают, что когда им не дают спать или кричать, то их личность подавляют. Я утрирую для того, чтобы стало ясно - действительно, нам представляются нашей личностью все многообразные сочетания наших страстей, тонко или грубо действующих в нас, мы видим свою индивидуальность именно в них. А когда начинаем их в себе подавлять, то нам представляется, что наша личность уничтожается, поскольку мы не понимаем, что истинное отличие друг от друга заключается в наших подлинных душевных свойствах, в развитии добродетелей.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что молитва, исполнение заповедей есть смерть для "ветхого" человека, а наш "ветхий" человек - человек греховный. Отличия в греховности, которые мы принимаем за особенности личности, не всегда проявляются так грубо, как я описал: один ленивый, другой сердитый, - а могут существовать очень тонко и незаметно. Кто-то, скажем, имеет эстетическое чувство и любит живопись, хотя на самом деле в этом эстетическом чувстве кроме собственно любви к красоте присутствуют, допустим, блудная страсть, тщеславие или гордость, которые, разнообразно сочетаясь, порождают то или иное выражение "любви к искусству", а по сути - проявление греховной воли человека. Вся человеческая жизнь, можно сказать, пронизана стремлением к самовыражению, т.е. желанием утвердить "ветхого" человека, развить свою греховность. Иногда это бывает очень грубо, например грубый разврат, иногда утонченно - как при занятиях искусством.

Таким образом, под развитием личности, как его представляют гуманисты, понимается развитие греховного начала, которое святитель Игнатий (Брянчанинов) называет добром падшего человеческого естества и которое всегда смешано со злом и ищет утешения для своих страстей в той или иной деятельности, в чем бы она ни состояла. Иногда она даже прикрывается христианскими целями у людей, которые верят во Христа, тогда как те, кто не верит, совершенно откровенно сбрасывают с себя этот покров и действуют неприкрыто; тогда всестороннее развитие понимается как всестороннее устремление человека ко всему земному и греховному. Пусть даже это земное по видимости невинно и нейтрально, но поскольку оно отвлекает человека от небес, от мысли о спасении, которая должна постоянно его беспокоить и вести к вечности, то и это нейтральное и сравнительно безгрешное становится страшным и опасным явлением. Если самая невинная, ничтожная вещь заставляет человека забыть о покаянии, о молитве, о борьбе со страстями, то она уже превращается из невинной и ничтожной в чудовищную и могущественную. Всякое всестороннее развитие, в чем бы оно ни выражалось: в любви к искусству, в развитии своей индивидуальности, в сохранении своего характера, в умственном развитии, - когда совершается ради "личности", ради самого себя, ради того, чтобы из себя что-то представлять, чем-то отличаться от других людей, становится погибельным и разрушительным для истинной личности человека, для его истинного "я" (если воспользоваться термином нехристианского происхождения).

Что же можно понимать под развитием личности и что значит всестороннее развитие личности с христианской точки зрения, если мы будем все-таки употреблять этот термин? Безусловно, развитие человека по евангельским заповедям, а под совершенным развитием личности нужно понимать совершенствование человека в исполнении всех заповедей, приобретение им всех добродетелей, а не какой-то одной, потому что когда человек целомудрен, но гневлив, или, наоборот, обладает кротостью, но не обладает целомудрием, то это - уродство, и такой человек не спасется, по словам апостола Иакова: "Кто нарушил одну заповедь, тот весь закон нарушил" (Иак.2:10). Только так можно понимать гармоническое развитие личности - как равное исполнение всех евангельских заповедей, всестороннее развитие внутреннего человека в отношении всех добродетелей. Личность в человеке - это образ и подобие Божие. Если воспользоваться идеей и терминологией Лосского, что индивидуальность человека состоит в различных сочетаниях греховных свойств, разрушающих природу, отделяющих одного человека от другого, то можно сказать, что различное сочетание добродетелей, действующих с большим или меньшим разнообразием (при условии, что человек исполняет волю Божию, которая выражена в Евангелии), и формирует его личность: один отличается смирением, другой, может быть, кротостью, иной необыкновенно целомудренный; один более преуспевает в любви к ближнему, другой, подвизаясь в уединении, - в любви к Богу, которая никому не видима и никому не известна, кроме него самого.

Теперь вернемся к тому, что же такое подавление личности. Если наставник станет смирять человека или он сам начнет понуждать себя к смирению, к отсечению своей греховной воли, то это будет подавлением греховной личности "ветхого" человека и того особенного греха, который отличает его от другого грешника. Грех разделяет людей, а добродетель соединяет. Грех - это то, что противно нашей природе. Добродетель же свойственна нашей природе. Ложное развитие личности делает людей совершенно чужими друг другу, лишает человека любви, делает его в конечном счете врагом другому до такой степени, что древние римляне, например, даже говорили: "Человек человеку - волк". Мы видим, что с развитием личностей вражда в человечестве увеличивается. Казалось бы, если провозглашен гуманизм, любовь к человеку, то люди должны все больше преуспевать во взаимном доброделании, но мы видим, что никогда прежде не было таких страшных войн, как в тот период, когда человечество стало отходить от христианства. С течением времени эта нечеловеческая жестокость все более и более увеличивается: чем больше мы говорим о любви, взаимопонимании и уважении, тем враждебнее отношение людей друг к другу. И от этого никуда не уйдешь. Конечно, войны и ненависть были и в древние времена, но никогда войны не достигали такого масштаба, не приносили столько бед и горя человечеству, как это было в двадцатом веке и даже уже в двадцать первом. Все мы как будто гуманисты, все мы считаем, что человек выше всего и что он есть "мера всех вещей", но если раньше, чтобы уничтожить человека, надо было хорошо поработать мечом и копьем, то сейчас достаточно сбросить одну бомбу, чтобы убить сотни тысяч людей. Вот плоды такого гуманизма. Некоторые, может быть, скажут, что это просто наука так последовательно развивалась: открыли термоядерную реакцию, создали атомную бомбу - тут никуда не денешься. На самом же деле физические законы существовали с древнейших времен, их не открывали потому, что умственные способности человека не были устремлены в эту сторону и люди не желали открывать то, что открывают сейчас. Интересовало людей совершенно другое, и что их интересовало, то они и развивали, созидали, тем и жили.