The good part. Conversations with monastics

Вопрос. Батюшка, а можно взирать на верхнюю часть сердца, когда читаешь простые молитвословия?

Ответ. Это трудно, наверное, и неудобно, когда читаешь глазами, но в принципе можно. Святитель Игнатий говорит, что соединять ум с душой уместно при любой молитве.

Беседа 9. О борьбе с помыслами

Сегодня я хочу, основываясь на Евангелии, провести с вами беседу о борьбе с помыслами и вообще о тех свойствах, которые необходимы человеку для того, чтобы войти в Царство Небесное, конечно, это не будет всеобъемлющим и совершенно исчерпывающим исследованием Евангельского учения - мы рассмотрим только 18-ю главу Евангелия от Матфея. В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: "Кто больше в Царстве Небесном?" (Мф.18:1) Ученики в то время еще не понимали всей глубины учения Спасителя, не понимали, что такое смирение, хотя он уже и говорил им: "Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем" (Мф.11:29). Они не могли вместить эти Его слова в своей душе по той причине, что благодать еще не сошла на них, и потому они обо всем мыслили по-человечески. Искреннее стремление учеников служить Господу искажалось человеческими страстями, и при всей чистоте намерений временами ими овладевала гордость, иногда возникала взаимная неприязнь. и в данном случае произошло нечто подобное: они думали, что от всей души служат Богу, они желали быть ближе к нему, но понимали ли они в то время до конца, что значит Царствие Небесное, называемое так не просто по своей высоте и по своей значимости, но и в противоположность царству земному? Может быть, не понимали, а может быть, отчасти и понимали - мы можем только догадываться об этом. В общем, они желали быть ближе к Господу Иисусу Христу, и хотя это желание само по себе весьма похвальное, серьезное, доброе, однако же в нем была гордость.

Вот так и у нас часто бывает: мы стремимся быть большими в Царстве Небесном и желаем как будто бы не земного, а небесного, потому что вроде бы уже понимаем, что это такое, однако и в нашем стремлении есть гордость, поэтому очень важно объяснить это евангельское событие, чтобы суметь применить его к себе, чтобы самим исправиться. "Кто больше в Царстве Небесном?" Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: "Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное" (Мф.18:2-3). Что это значит? Конечно, мы не должны быть как дети в отношении разума. Апостол Павел говорит: "На злое будьте дети, на доброе будьте разумны" (см. Рим.16:19; 1Кор.14:20)

Здесь говорится только об одном качестве детского возраста - о неподдельном смирении, ибо дети о себе мыслят просто, без всякого лукавства, они имеют о себе бескорыстно-смиренное мнение. Неподдельное смирение - это когда человек смиряется не ради того, чтобы чего-то достигнуть, а совершенно без всякой задней мысли. Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное - то есть не только нельзя говорить о том, кто будет больше или меньше в Царстве Небесном, но если мы не смиримся, то и вовсе не войдем в Царство Небесное. Для гордого человека, который как будто бы стремится к Богу, вдруг возникает неожиданное препятствие: при всем своем искреннем стремлении, может быть, при сильном понуждении себя, при всей своей энергии, он вдруг оказывается неспособным что-либо приобрести (как это мы часто видим на себе) по той причине, что мнит чего-то достигнуть, в Царстве Небесном стать большим. И далее Спаситель говорит: "Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном" (Мф.18:4). По-славянски: "Иже убо смирится, яко отроча сие, той есть болий во Царствии Небеснем". По преданию, Господь наш Иисус Христос взял при этом на руки будущего священномученика Игнатия Богоносца и поставил его в пример - видимо потому, что тот, будучи в то время отроком, имел о себе самое скромное мнение, как это обычно бывает у детей, находящихся среди взрослых. ребенок чувствует себя по сравнению со взрослыми ничего не значащим, ничтожным, и это сознание своего ничтожества, отсутствие каких-либо мыслей о своей значимости и является искренним, неподдельным смирением.

В ином месте Спаситель говорит: "Научитесь от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем". То есть Он поставил в пример Самого Себя и упор в данном случае сделал на том, что смирение должно быть сердечное, то есть искреннее. И здесь Он говорит в сущности то же самое, только другими словами: "Иже убо смирится, яко отроча сие, той есть болий в Царствии Небесном", - то есть как дети все делают искренне, просто, так и мы должны смириться - совершенно искренне, от души, без какой-либо мысли о том, что это может послужить нам к достижению чего-либо, к приобретению какого-то имущества. и там и здесь разными словами говорится об искренности. Прежде чем говорить о великом или о малом смирении, о глубоком или неполном смирении, нужно сказать о самом главном его качестве - смирение должно быть искреннее: "Научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем. Иже убо смирится, яко отроча сие, той есть болий в Царстве Небесном. То есть, по словам Спасителя, тот, кто искренне смирится, тот обрящет покой в душе своей и будет болий в Царстве Небесном. Вот это самое главное свойство, без которого не только нельзя рассуждать о том, кто будет больший или меньший, но даже и войти в Царство Небесное невозможно. Большим же в Царстве Небесном станет тот, кто приобретет это свойство, кто самым искреннейшим образом не будет о себе совершенно ничего думать, кто не только покажет себя ничтожеством перед людьми, ведя себя соответствующим образом, но будет почитать себя таковым внутренне, без всякой оглядки на те преимущества, которые это смирение может ему принести.

Далее Господь Иисус Христос говорит и о других свойствах, которые необходимы для того, чтобы войти в Царство Небесное, в частности о любви к ближнему. Говорит просто, одной фразой; потом Он вновь вернется к этой теме, но уже в другом аспекте, рассматривая любовь к ближнему с другой стороны. И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот меня принимает (Мф.18:5), - то есть необходимо иметь любовь и к самому ничтожному человеку, не презирать никого, даже самых незначительных людей, поскольку все они овцы Христова стада и носят на себе имя Христа. Мы их принимаем, и все они для нас одинаково велики, одинаково значительны, это, между прочим, тоже имеет некоторое отношение к смирению, потому что смирение проявляется как внутри самого человека, так и в отношении к другим людям; то же можно сказать и о гордости: человек может гордиться внутренне, никак не показывая этого, но бывают случаи, когда эта гордость обнаруживается и на людях. И тот, кто хочет быть большим в Царстве Небесном, естественно с некоторым презрением относится к другим людям, почитаемым им худшими его самого. А человек, считающий себя ничтожным, почитает равным себе или даже выше себя всякого христианина, даже того, который в глазах других людей является презренным (а ведь только Бог один знает, велик человек или ничтожен!), потому что, принимая его с таким смирением, он принимает как бы Самого Господа. истинный христианин смиряется настолько, что в каждом человеке видит образ Божий и служит этому человеку будто самому Богу. Вот свойство смирения; и мы видим, что смирение перед нашими ближними обращается в любовь. гордый человек стремится к преимуществу, он презирает тех, кто ниже его, смиренный же всем уступает и служит ближнему как Самому Христу, таким образом как бы принимая Его.

"А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня" (Мф.18:6). Видите, Спаситель смиренных людей (смиренны они либо потому, что смирились, либо, может быть, потому, что на самом деле не занимают никакого положения в обществе и выглядят как будто бы ничего не значащими) называет малыми. И вот этих малых, презренных людей мы должны принимать, а если мы соблазним этого человека - чем угодно: гордостью ли, высокомерием ли своим, каким-нибудь смущающим поступком или отношением, то мы не должны думать, будто это ничего не значит, раз человек этот кажется как бы ничтожным. Наоборот, послужить этому человеку - великое дело: служа ему, мы служим Самому Господу и принимаем Самого Господа, а соблазняя этого человека, мы подвергаемся опасности страшного наказания. "А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской" (Мф.18:6), - то есть не нужно относиться к человеку с презрением, отвергать его или, тем паче, какими-либо нехристианскими поступками соблазнять, потому что, служа этому человеку, мы сподобляемся величайшей награды - мы принимаем Самого Христа; если же ведем себя не по-христиански, то подвергнемся страшнейшему наказанию, которое настолько ужасно, что лучше было бы утопить нас с камнем на шее в море.

Далее Спаситель, Господь наш Иисус Христос, говорит о том, как нужно с соблазнами бороться, хотя Он и предостерег всех нас, чтобы мы не соблазняли друг друга, чтобы мы понимали, что, соблазняя друг друга, мы подвергаем себя страшному наказанию, однако же Он предупреждает нас и о том, что все же соблазнов будет много и мы должны быть готовы к этому и знать, как себя вести в этих случаях. Людей, не принимающих учение Христово, на самом деле гораздо больше, чем истинных христиан, потому что есть и христиане мнимые - например, христиане разных неправославных вероисповеданий. Да и среди самих православных есть немало людей, которые только по видимости носят имя Христово, но не хотят понуждать себя к жизни по Евангелию, едва-едва исполняя лишь внешнюю сторону обрядов, кроме того, есть много людей вовсе не принявших евангельскую проповедь. Все это приводит к тому, что соблазнов должно быть чрезвычайно много, и столь сильных, страшных, губительных, что Господь наш Иисус Христос говорит: "Горе миру от соблазнов" (Мф.18:7). То есть испытание это будет настолько страшно, что Спаситель даже выражает сочувствие миру, на который должно прийти множество соблазнов, готовых отвлечь людей от служения Богу и погубить их: ведь если человек поддается этому соблазну, то он погибает, далее говорится: "Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит" (Мф.18:7). Мы должны понять то, чего мы часто не понимаем, о чем мы всегда забываем: соблазнов избежать невозможно. Некоторые думают, что если они будут усердно молиться, то их никто и ничто никогда не соблазнит, и в этом они видят суть своего подвига: жить так, чтобы соблазнов вокруг нас не было. Конечно, по возможности мы должны избегать соблазнов, удаляться от тех мест, где они есть. Но совершенно избежать их никак нельзя, соблазны приходят к нам через людей, через мир, через разные обстоятельства, через помыслы, то есть через внушения демонов, от дьявола, от нашей собственной плоти, источников соблазнов множество, но святые отцы говорят, что есть три основных - это дьявол, мир и плоть, наше собственное падшее естество. Поэтому даже если мы совершенно удалимся от мира, что, в особенности в наше время, практически невозможно, то уж от собственного естества и от дьявола мы не спрячемся никак. Некоторые наивные люди думают, что если они запрутся в комнатах, то дьявол их там уже не искусит. Однако такому человеку, наверное, будет еще страшнее и демоны над ним еще больше посмеются, чем над тем, который как-то борется среди искушений и понимает, что бежать-то, собственно, некуда. От себя не убежишь, как говорит пословица. Иные люди, даже находясь в монастыре, думают, что если, допустим, здесь у них какая-то брань, то стоит перейти в другой монастырь или в какое-нибудь другое место - и там соблазнов не будет.

И наоборот, самые страшные соблазны и искушения под действием благодати Божией могут ослабеть и превратиться в почти что несуществующие, они будут как бы изглажены из нашей памяти, и впечатление это из нашей души будет уничтожено. "Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам" - вот что мы должны помнить. Соблазнам нужно прийти, от них не убежишь, мы всегда должны быть к ним готовы, мы от них не спрячемся. Чтобы бороться с грехом, нужно не избегать соблазнов (хотя по возможности должно все же остерегаться их), а быть готовым правильно против них действовать. Если бы соблазны не могли отпечатлеваться в нашем уме, то внешние впечатления не производили бы на нас никакого действия, потому что в конечном счете причиной действенности соблазнов является наше падшее естество. Если бы наше естество было чистым, бесстрастным, тогда любые впечатления, даже те, что обычно являются соблазнительными для всех, оказались бы для нас совершенно безразличными. Мы знаем, что некоторые отцы достигали такого бесстрастия, что для них не были соблазнами даже, скажем, человеческая нагота или дурное общество - они и в нем пребывали бесстрастными. Возьмем в пример самих апостолов, которые проповедовали по всему миру, общались с самыми разными людьми и никогда не соблазнялись, но наоборот, проповедовали слово Божие и обращали к Богу тысячи и тысячи людей, потому что бесстрастие в них было столь укоренено, что они не могли ничем соблазниться. То есть все дело в нас самих, в нашем внутреннем состоянии. В Евангелии нигде не говорится, что надо удаляться от мира - потому что это не всегда возможно. Учение евангельское универсально, оно действительно и в пустыне, и в многолюдных городах, и на торговой площади: от соблазнов можно избавиться и на торговой площади, но от соблазнов не убежишь и в пустыне - все зависит от нашего внутреннего состояния. Иной уединяется в пустыню и приносит туда с собой всю суету, бурю греховных помыслов, а другой умудряется сохранить внутреннюю тишину и безмолвие среди самого соблазнительного и суетного многолюдства.

Однако, как мы знаем, есть много людей, для которых Евангелие настолько ничтожно, что как бы и не существует, для них это одна из многих книг, на которую можно не обращать внимания, а есть и настолько безразличные к истине, что даже никогда Евангелия и не открывали, оно кажется им скучным и ненужным учением. На таких людей не действует устрашение Спасителя: "Горе тому человеку, через которого соблазн приходит". И потому хотя Спаситель и устрашает того человека, через которого приходит соблазн, однако затем учит нас, как соблазнам, действующим на нашу душу через чувства и ум, противостоять, и делает Он это при помощи очень емких, значимых образов. Но мы по своему каменносердечию относимся к этому слишком спокойно и те жестокие примеры, которые приводит Спаситель, воспринимаем поверхностно, как бы пробегаем их глазами, поскольку не принимаем всем сердцем этого учения, выраженного кратко, но очень важного для внутренней борьбы, для того, чтобы избавиться от соблазнов. Ведь если мы эти соблазны примем, то нам действительно будет горе. И поскольку мы относимся к этому безразлично, необходимо обратить особое внимание на следующее: раз нужно было именно такими необыкновенными словами показать, как бороться с соблазном, значит, эта борьба имеет чрезвычайное значение и надо приложить огромные усилия, чтобы победить соблазны, так или иначе отпечатлевающиеся в нашей душе.

Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть вверженным в огонь вечный. Или по-славянски: аще ли рука твоя или нога твоя соблажняет тя, отсецы ю и верзи от себе: добрейше ти есть внити в живот хрому или бедну неже две руце и две нозе имущу ввержену быти во огнь вечный (Мф.18:8), - то есть жестокость наша по отношению к себе в борьбе с соблазнительными помыслами или какими-либо другими соблазнительными явлениями нашей жизни должна быть столь сильной, чтобы мы уподоблялись людям, отсекающим собственную руку или ногу: представьте себе такую ужасную картину, когда вдруг человек по какой-то причине отсекает себе свои собственные члены. Бывает, какая-нибудь болезнь вызывает настолько страшную опасность для жизни, что вынуждает ампутировать конечности, и человек после долгого раздумья с трудом соглашается пойти на это, чтобы избежать более страшной опасности, то есть смерти, а некоторые даже не решаются - так боятся. И вот Спаситель предлагает нам именно такой образ: отсечение руки или ноги. Причем здесь говорится не о каком-нибудь медицинском вмешательстве со всеми предосторожностями, но о грубой жестокости: если тебе мешает твоя рука, отсеки ее и брось от себя.

А истинная жизнь начнется тогда, когда не будет этой борьбы между наслаждением и страданием, между жизнью и смертью, постоянной борьбы с теми опасностями, которые, по словам святителя Игнатия (Брянчанинова), "воюют" против человека и приближают его телесную смерть. Потому лучше избавиться от каких-то вещей, которые нас соблазняют, даже если бы они были нам так дороги и так близки, как бы собственные члены тела; избавиться от них и стать, как нам кажется, людьми несовершенными или не всесторонне развитыми (так говорят в миру - мол, человек должен быть всесторонне развитым; Евангелие предлагает совершенно противоположный образ: не всесторонне развитым, а, наоборот, хромым или одноруким). Лучше стать такими вот уродами, но войти в жизнь вечную, чем, будучи всесторонне развитыми, сохранив все, что нам дорого, погибнуть, быть вверженными в геенну огненную. Здесь под членами тела можно подразумевать и людей, которые нам близки, и какие-то привычные нам занятия, и привычный нам образ жизни, но в первую очередь, конечно же, под образом наших членов, которые мы отвергаем от себя, имеются в виду наши поступки и помыслы. В конечном счете это и есть наиболее точное понимание предложенного евангельского образа.