В то же время нужно проявлять любовь к ближнему в самых элементарных, мелких вещах и не думать, что они мелкие. Потому что именно тут мы, собственно, заповедь и исполняем. Возможно, за всю нашу жизнь мы никогда ничего великого не совершим, не будет у нас случая сделать что-нибудь особенное (и дай Бог, чтобы не было, а то здесь, может быть, кое-кто мечтает о мученичестве, а ему кулак покажи, он затрясется от страха), и в таких мелочах, в таких почти незаметных вещах пройдет вся наша жизнь. И мы должны будем дать ответ именно в том, исполнили мы заповеди в этих мелочах или нет. Собственно, заповеди нужно исполнять везде, и это наш долг постоянный с утра и до вечера и с вечера до утра исполнять их во всем. В таких мелочах наша духовная жизнь и проявляется, то доброе, что в нас есть, либо развивается, либо, наоборот, увядает и глохнет, наподобие растений в саду, который никто не обрабатывает и не поливает. И мы, пренебрегая малым, фактически пренебрегаем Евангелием: нет Евангелия и негде его исполнять, потому что все вокруг нас одни мелочи, а крупного ничего нет. Но ведь если в мелочах мы не можем на грубое слово ответить терпением и кротостью и даже не видим своих преткновений, даже не замечаем, что грешим, то случись что-нибудь серьезное, где действительно человек будет испытываться: его вера, твердость, мужество, - то тем паче мы не сможем достойно ответить нашим гонителям и падем страшным падением. Потому давайте будем не просто заботиться о заповедях и добродетелях монашеских, таких как умное делание и послушание, но будем понимать, что благодаря этим добродетелям мы должны исполнить именно евангельские заповеди.

Собственно, я мог бы все это не говорить, а лишь напомнить вам начало книги святителя Игнатия (Брянчанинова) "Приношение современному монашеству"

Жизнь монашеская должна быть построена на евангельских заповедях, а добродетели - средства, которыми мы иногда можем пользоваться, но иногда такой возможности нет. Например, уединение не всегда в нашей власти, и умным деланием не всегда можно заниматься, и послушание тоже не всегда уместно - бывает, нужно и инициативу проявить. А у нас такое послушание, которого, наверное, у египетских отшельников не было. "Нет благословения" - и все, хоть умри кто с голоду или от холода на наших глазах. "Дайте попить" - "Нет благословения". Бывают случаи, когда нужно какое-то участие, я уж не говорю о любви, просто участие проявить к людям: к паломникам, к каким-то приезжим или к некоторым сестрам, может быть, больным или неопытным, к новичкам - и спросить: "Что у тебя случилось?" или "Кого вы ждете?", "Кого позвать?" Но у нас один ответ: "Нет благословения". А ведь мы можем глубоко ранить человека. Допустим, пришел в монастырь паломник или кто-то по делам, ты же не знаешь, кого ты принимаешь - может, это какой-нибудь царь будущий, или богатый человек, который сейчас всех купит и продаст, а ты по отношению к нему грубо себя повел. На самом деле, даже из соображений здравого смысла такое поведение неразумно.

Авраам принял Ангелов, не зная, кто они такие, как странников, и это вменилось ему в праведность. (Конечно, я имею в виду праведного Авраама, не себя, хоть я и стремлюсь ему подражать, и мне всегда очень помогало то, что я старался ко всем людям по-доброму относиться: быть гостеприимным, всех вежливо принимать. Потом эти люди мне большую службу сослужили. А если и не помогали, тоже хорошо, ничего страшного. Подумаешь, человека накормил, от меня кусок не отпадет.) Вот так же, как Авраам, и мы должны поступать, потому что мы не знаем, кого принимаем. А правильнее сказать, мы знаем, да опять же и это почитаем малой заповедью. Спаситель сказал, что тот, кто принимает одного из малых сих, Меня принимает (см. Мф.18:5, Лк.9:48). Значит, принимая любого человека, который пришел к нам, пусть малого, то есть ничтожного в наших глазах, мы принимаем Христа, мы делаем добро Самому Христу. Пусть даже человек будет неверующий, нас это не касается, это его внутреннее состояние, и он за него сам перед Богом отвечает, к тому же благодаря нашей доброте он может обратиться к вере. Расскажу такой случай: один интеллигентный человек, которого пытались обратить в христианство (вообще все это происходило в интеллигентской среде), увлекался античной философией, индийскими всякими учениями, как в наше время принято среди людей интеллигентных. И никто не мог ему доказать истинность Православия. И вот после очередной такой беседы один из участников спора, прощаясь с ним, поскольку тот все-таки называл себя христианином, хотя на самом деле у него в голове была путаница, по христианскому обычаю его троекратно поцеловал. Собственно, лести не было, это была просто вежливость, приветливость, а на того человека она оказала потрясающее действие и послужила тем окончательным моментом, который сделал его православным человеком. Поэтому не нужно пренебрегать людьми, не нужно к ним холодно относиться. Надо быть участливым, несмотря на то, что ты, может быть, и потеряешь одну минуту, ничего из-за этого не случится. То есть не нужно прикрываться возвышенными добродетелями, а необходимо постоянно понуждать себя быть внимательным к ближним. Если даже в нас нет истинной сердечной любви, мы ее пока еще не приобрели, то будем себя заставлять и следить за собой, не будем думать, что есть мелкие заповеди и что какая-нибудь серьезная причина оправдывает нарушение, как нам кажется, ничтожной заповеди, - такого не бывает.

Конечно, к сожалению, случается, что мы, совершая какое-нибудь послушание для монастыря, грешим, допустим, раздражением, но по крайней мере оправдывать себя не нужно, но обязательно в этом каяться и бороться с собой. Желательно и доброе дело делать, и страсти не поддаваться, а мы считаем, что делаем какое-то великое доброе дело, а мелочи нам простятся. На самом деле есть одно великое доброе дело и вообще одно доброе дело - это исполнение Евангелия, больше никаких дел у нас нет. Это как раз и есть наше дело: когда мы произносим слова "умное делание", то подразумеваем под ними не только внимательную Иисусову молитву, даже с какими-либо благодатными ощущениями и переживаниями, а именно внутреннее исполнение заповедей, начиная с помыслов. Вот это, собственно, и есть умное делание, умное дело, дело нашего ума. Если мы прежде в уме исполним заповеди, тогда мы и в поступках совершим их, а если в уме нарушим, тогда и поступки наши будут нарушением Евангелия. Так же и послушание - это средство для того, чтобы отсечь все греховные желания, чтобы научиться владеть своей волей, управлять ей согласно воле Божественной, то есть Евангелию, потому что Божественная воля изображена именно в Евангелии, а не в каком-то особенном откровении, лично данном кому-то. Одно есть откровение - Евангелие, в котором Божественная воля и заключается: не в том, чтобы пойти сесть на третий или второй троллейбус, а чтобы не раздражаться, быть кротким и так далее. А мы все ищем чего-то необыкновенного. Так, помню, одно время особенной популярностью пользовалась книга, составленная по проповедям святителя Иоанна Тобольского, - "Илиотропион, или о сообразовании человеческой воли с волей Божественной". Все покупали эту книгу и хотели в ней, как в какой-то гадательной книге, найти решение конкретно для себя, что лично ему нужно делать; а там просто говорилось о делании добродетелей, об исполнении Евангелия, конечно, прежде всего в приложении к мирянам. Но ничего особенного, что лично мне нужно, там не было: в какой монастырь пойти, например, или на какую работу устроиться; мы же именно так понимаем Божественную волю. А она изображена в Евангелии. В творениях святых отцов опять же ничего нового нет, а есть толкование Евангелия или изложение того Предания, в рамках которого только и можно правильно понять Священное Писание. Поэтому не будем искать чего-то нового и особенного. Откровением для нас должно стать Евангелие; иначе говоря, то откровение, которое преподано для всех, должно стать нашим личным откровением, мы должны его пережить и понять, как нам исполнить ту или иную заповедь. Вот это и есть воля Божия.

Послушание и отсечение своей воли для того и совершается, потому и признается одной из важнейших добродетелей, что научает нас именно исполнению Евангелия. И получается, что умное делание нас учит начинать исполнение Евангелия еще внутри самих себя, в уме, в душе, послушание же нас учит отсекать свои собственные пожелания ради того, чтобы подчиниться евангельским заповедям. А у нас выходит так, что мы теоретически все это принимаем, а сами заповеди, ради которых прибегаем к умному деланию и послушанию, отвергаем. Получается, что мы сами сеем и сами же вытаптываем, и так без конца. Итак, не будем свои грехи извинять послушанием, не будем оправдываться, а если согрешили, станем укорять себя и каяться нелицемерно, то есть исправляться. Вот и все, что я хотел сказать о любви к ближнему, как я ее понимаю. Эту беседу можно было бы приложить и к мирянам, потому что в ней ничего особенного, что относилось бы только к монашествующим, нет. Еще раз хочу напомнить, чтобы в вас не было человекоугодия, не было любви без рассуждения, а то кто-нибудь начнет сейчас же раздавать монастырское имущество. Я думаю, это нехорошо. Должно быть рассуждение, а если не хватает рассуждения, обратитесь к старицам, обратитесь к настоятельнице, к духовнику и решайте; пусть с промедлением, но что-то делайте - не пренебрегайте исполнением заповедей под тем предлогом, что у вас нет благословения их исполнять.

Вопрос. Иногда бывает, что ты торопишься на послушание, а сестры просят о чем-нибудь. Ты выполняешь просьбу и опаздываешь, старшая сестра делает тебе замечание. Лучше выполнить просьбу сестры и потерпеть замечание или извиниться и не опаздывать на послушание, то есть помогать не за счет послушания?

Ответ. Я думаю, что можно помочь и как-то объяснить просто: "Прости меня, но я так-то и так-то сделала". Потому что если мы будем отказывать в помощи все время - мы всегда найдем на то причину: или чтобы не опаздывать на послушание, или еще что-нибудь. Думаю, нет ничего страшного в том, что человек на десять минут опоздал, потому что он кому-то помог. Мы же не в армии и не при Сталине; тогда опаздывал человек на работу - его сразу забирали в "черный воронок", закрытую машину без окон, и везли в неизвестном направлении, потом давали ему пять, десять, двенадцать лет.

Вопрос. Можно ли делать замечания сестрам, например, просить не шуметь, когда мешают спать?

Ответ. Конечно, можно. Но только надо все делать спокойно, добродушно. Если кто-то способен шум вытерпеть, то лучше всего терпеть. А если нет, то предпочтительнее сделать замечание в дружелюбном тоне, чем терпеть, внутренне кипеть, а потом не выдержать и закричать.

Вопрос. Не очень понимаю, вредит ли человеку, на которого раздражаешься, это раздражение, если внешне не выражать его?

Ответ. Я думаю, оно вредит только тому, кто раздражается. Но раз ты как-то сдержалась, то это уже кое-что, уже какой-то результат: если ты снаружи не проявила раздражения, значит, ты можешь его постепенно побороть, а если ты проявила его вовне, значит, ты соблазнила еще и сестру.

Вопрос. Я, действительно, раздражаюсь на всякие мелочи и мне очень сильно, невыносимо больно от этих помыслов. Они мне самой уже надоели, я их понести и терпеть не могу. А как от них оторваться и отвлечься, как с ними бороться, как не принимать, что делать в тот момент, когда они сильно находят?

Ответ. Сестры, вы поймите, я не сказал вам: не грешите больше с этой беседы, ни на кого не раздражайтесь. Это невозможно. Я говорил о том, что нужно бороться с этим и не считать, что есть какие-то мелочи, в которых можно себя оправдать. Вот о чем я говорил. А как бороться - это уже другой вопрос. Читать Иисусову молитву, отсекать помыслы, и, конечно, откровение помыслов имеет большое значение. Вот так и бороться. То есть наша беседа была не о том, чтобы не поддаваться страстям совершенно, потому что для новоначального это невозможно; но для достижения даже не бесстрастия, а состояния, когда мы хоть сколько-нибудь собой владеем, необходимо долгое время. Речь идет о том, чтобы не считать наше повседневное общение такой мелочью, к которой вообще неприложимы понятия нравственности, - вот о чем я говорил.