The good part. Conversations with monastics

Господь объясняет нам: "Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает". Получается, что этот человек не такой уж ничтожный и незначительный, как нам кажется, если, принимая этого человека, мы принимаем Самого Христа. Тот, кто представляется нам ничего не значащим, на самом деле есть образ Христов, подобно тому, как поклоняясь иконе, на которой изображен Иисус Христос, совершая каждение перед ней, лобызая ее, мы таким образом оказываем честь Христу, так и служа ближнему, образу Христову, созданному Самим Богом, почитая его, мы таким образом служим Самому Христу. Господь принимает это как служение Самому Себе.

Таким образом, отношение к ничтожному, малому человеку оказывается отнюдь не малым, а самым великим делом, которое только можно себе представить. И наоборот: Кто соблазнит одного из малых сих... тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Если великая награда бывает тому, кто принимает одного из малых сих, то также и великое наказание бывает тому, кто его соблазняет. Потому мы должны быть чрезвычайно внимательными в отношении к людям, с которыми так или иначе общаемся, и не считать малозначащими и как бы почти незаметными ни самих этих людей, ни своих поступков. Бывает, что пренебрежение к ближнему происходит под видом дружбы: поскольку мы привыкли друг к другу, постоянно общаемся, у нас возникли доверительные отношения, то мы по этой взаимной любви друг к другу и снисходим. И под предлогом такой любви, становясь из-за нее дерзновенными, мы позволяем себе неуважительное обращение с теми людьми, которые нас любят, да, собственно, которых и мы любим. Например, какие-то грубоватые шутки, какое-то пренебрежение - все это также является проявлением подобного соблазна. Чаще всего именно тем людям, которые, быть может, больше других нас любят и нам доверяют, мы более всего и вредим. Соблазнить, конечно, можно по-разному: можно увлечь в какой-нибудь грех, допустим уговорить пренебречь послушанием, можно смутить своим плохим поведением. например, ведя себя грубо или равнодушно, совершая какой-то иной дурной поступок на глазах другого человека, мы не только себе приносим вред, но раним и его совесть. Человек тот может соблазниться на осуждение, а может смутиться до такой степени, что скажет: "Раз он, более опытный, себе такое позволяет, то тем паче мне это можно". И самыми многоразличными способами мы можем соблазнить человека; а сами даже и не заметим, что он на нас в это время смотрит, так как он, этот малый человек, для нас как бы и не существует, - мы его внутренним духовным взором не замечаем. Мы делаем свое дело, делаем то, что считаем нужным, думаем о своей пользе, а этот невольный свидетель остается нами соблазненным. и если соблазн окажется велик, если мы всегда будем так делать, смущая ближнего даже какими-то незначительными грехами, постоянно принося ему вред, то можем подвергнуться страшному наказанию. Ведь Сам Господь говорит: "Тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской", - то есть это такое страшное наказание, что лучше было бы этому человеку быть утопленным.

Вот то, что можно сказать об отношении к ближним; а теперь поговорим о смысле слова "малый" касательно преданности воле Божией, а также того или иного служения, которое нам вверено. Когда Господь говорил притчу о талантах и рассуждал о том, какой награды достоин преданно Ему послуживший, Он произнес следующие слова: "Господин его сказал ему: "Хорошо, добрый и верный раб! В малом ты был верен, над многим тебя поставлю, войди в радость господина твоего" (Мф.25:21). Здесь также слово "малый" можно понимать двояко. Первое и, может быть, даже основное значение - мало то, что мало по сравнению с наградой будущей жизни, наградой Царствия Небесного. Действительно, если мы бываем верны в этом малом, в служении земном, то получаем за него необыкновенную награду, и не только на Небесах, но даже и на земле. Благодать Божия, которую стяжевают праведники, является великой наградой за те труды, которые они понесли ради Господа. В сравнении с этим великим благодатным утешением, с этим обилием Святого Духа в душе человека все скорби, все труды его действительно кажутся малыми. Но есть и второе значение слова, о котором мы сейчас говорим: эти труды нам кажутся малыми по той причине, что мы считаем их как бы ничего не значащими, недостойными внимания, и потому относимся к ним с некоторым пренебрежением. Вот мы находимся в монастыре, в какой-то степени изолированы от внешнего мира, живем внутренней монастырской жизнью, все у нас тут регламентировано, все расписано, и нам известные предписания Евангелия кажутся здесь неуместными. Отношение друг к другу, к тем людям, с которыми мы каждый день сталкиваемся и каждый день общаемся, видится нам столь незначительным, что действительно можно сказать, что мы почитаем это чем-то малым. Но ведь собственно здесь мы и проявляем себя или как христиане, или как люди нерадивые и не любящие Христа. И другого случая не будет. Те люди, среди которых мы живем, которых видим каждый день по несколько раз, с которыми работаем, - вот это и есть наши ближние, здесь мы, собственно, и должны исполнять заповеди. в особенности относится это учение к монашествующим - по той причине, что монахи должны понимать: суть не в том, какое мы совершаем дело - великое или малое, а в том, как мы его совершаем. Ведь мы отказались от великих дел: мы не творим милостыни, не кормим голодных, не проповедуем заблудшим людям, мы удалились, изолировались - и таким образом показали, что важно не то, что мы делаем, а то, как мы это делаем. Важно не то, великое ли дело или нет, а то, соответствует ли оно Евангелию. И вот эти как будто бы незначительные отношения между сестрами на самом деле являются исполнением или нарушением Евангелия. И за такое малое в глазах мира добро - ведь многие нас даже осуждают за то, что мы отказались от внешних добрых дел и живем, как кажется им, эгоистично, - мы надеемся получить великую награду. Потому что понимаем: нам необходимо тщательно за собой следить и в этой невидимой для мира, умаленной в его глазах духовной жизни стяжать милость Божию и стать истинными христианами. Так должно быть. В действительности же некоторые почитают это за нечто пустяковое, за мелочи, и в этом малом, которое нам вверено, мы порой бываем неверны Богу. Если тот евангельский раб, будучи верен в малом, вошел в радость господина своего, то у нас получается наоборот: мы, будучи неверны в малом, не получаем, по словам евангелиста Луки, и великого.

Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не верны были, кто поверит вам истинное? (Лк.16:10-11) - непосредственно эти евангельские слова обращены к богачам, но богатство здесь можно понимать расширенно. Не только собственно богатство, не только деньги, но и наши душевные силы, наши умственные способности и даже физические силы - это также есть богатство. Если мы в этом малом, в том, что каждому человеку дано от природы для существования, бываем неверны, то нам не будет вверено и великое, то есть не будет вверена и благодать Божия, потому что по сравнению с благодатью и богообщением все, что мы имеем, и само существование, можно назвать малым и ничтожным.

Значит и среди заповедей, и в отношениях с ближними, и во всей нашей жизни, и среди всех наших способностей - всего того, что нам дано вместе с бытием, - ничего малого не существует. Это грубейшая, ужаснейшая ошибка, когда люди почитают что-либо мелочным и, по неопытности пренебрегая теми вещами, которые, как им кажется, можно назвать малыми, постепенно доходят до того, что и великие вещи начинают считать ничтожными. Когда мы читаем Евангелие - мы умиляемся, а когда переходим к делу, например, завязывается разговор с кем-то из нашего окружения, скажем из сестер монастыря, - все это забывается и даже совсем не приходит на память. В действие вступают совершенно другие законы, совершенно иные принципы, и уже самой жизнью мы показываем, что Евангелие для нас является чем-то малым. И таким образом мы, к сожалению, доказываем - самим делом, самим своим греховным поведением - правильность предложенного толкования евангельских слов: "Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном" (Мф.5:19). То есть доказываем, что даже великие заповеди из-за нашего лукавства - иначе не назовешь - становятся в нашем сознании, в нашей жизни малейшими.

Как с этим бороться? Что нужно делать для того, чтобы не было подобного неправильного отношения к жизни? Есть у христиан такое понятие, такое делание - в особенности оно прилично монашествующим, - как трезвение, состоящее в том, что человек всегда следит за своей внутренней жизнью. Человек взирает внутрь своего сердца, внутрь своей души и, видя самые ничтожные движения ума, изменение чувств, контролирует их, пытается их для себя объяснить, понять, что с ним происходит. конечно, лучше, если он это делает не самостоятельно, как поступают подвижники уже более преуспевшие и более опытные, но с помощью своих духовных руководителей, будь то духовник, или настоятельница, или старица; в других же случаях это может быть просто опытный христианин, хотя таких сейчас чрезвычайно мало.

И начиная с этого, для большинства людей несуществующего, уровня жизни, он переходит к видению в себе того, чего другие не видят, - того малого, с которого начинается вся жизнь человека. И таким образом - через трезвение, через борьбу с помыслами, через особенно развитое внимание к своей внутренней жизни - он исполняет заповеди, собственно, на этом и основано учение о трезвении - ничего малого не существует. Еще раз говорю, что монашествующие отказываются от мнимо великих трудов, которыми гордится и тщеславится мир, ради того, чтобы совершать малые, невидимые ни для кого дела. Но они-то и являются величайшим делом, величайшим деланием пред очами Божиими, гораздо большим, чем какие-то великие свершения государственных мужей или завоевания полководцев. И за исполнение этих малых заповедей, из-за которых мир нас презирает как эгоистов, отказавшихся от служения людям, мы наречемся великими в Царствии Небесном. И это означает, что не только в будущей жизни, но и в нынешней, уже сейчас, мы получим то, о чем мир и не мечтает. Получим, и увидим, и ощутим Царство Небесное внутри самих себя, в своем сердце.

Таким путем должны идти вообще все христиане, а в особенности монашествующие, потому что из понимания того, что мелочей не существует, и возник, собственно, монашеский образ жизни, возникли понятия "трезвение" и "умное делание". Вот как мы должны относиться друг к другу, как должны относиться к себе. Мы же все измеряем совершенно другими мерками: Евангелие у нас употребляется только для келейного чтения, а в жизни мы руководствуемся совсем другими принципами, принесенными нами из мира, чуждыми христианству. И сами себя оправдываем или осуждаем, грустим или веселимся не оттого, что исполняем или нарушаем Евангелие, а потому, что наши страсти или удовлетворены, или пребывают голодными. Когда страсти наши голодны, тогда мы унываем, сердимся, плачем, а когда удовлетворяем их, тогда почитаем себя счастливыми. И, будучи монашествующими или стремясь к монашескому чину, часто ведем себя, к сожалению, как мирские люди. Мне бы очень не хотелось, чтобы нас касалось изречение, которое относят к предсказаниям о последних временах: "В последние времена монахи будут как миряне, а миряне как скотина". Ну, про мирян мы говорить не будем, а что касается монашествующих - мне бы не хотелось, чтобы вы были как миряне, то есть чтобы между вами возникали какие-то склоки, ссоры, рассуждения о том, кто больше, кто меньше, кому больше уделяют внимания, кому меньше, кто более любим, кто менее любим и так далее. Все это никак не приличествует тому образу жизни, который мы избрали. Поэтому станем достойными того наименования, которое носим или к которому стремимся, - наименования монахов - и будем трезвиться. Раньше некоторых монахов иногда даже называли трезвенниками - оттого что они как бы "истрезвляли" свою плоть. Подобно тому, как человек, подверженный страсти пьянства, постоянно стремится к опьянению, как бы не понимая, что с ним происходит, так и монашествующие должны стремиться к тому, чтобы истрезвиться. Необходимо изгнать из своей души опьянение, происходящее от действия страстей, и увидеть все в истинном свете - ясно, чисто, правильно, чтобы суметь совершать свой путь ко спасению твердыми ногами.

Вопрос. Могут ли любовь, расположение, забота быть излишними? Как не перейти грани разумного и не стать навязчивым?

Ответ. Бывает такая "демьянова уха" - когда человека так кормят этой ухой, что он уже не знает, как вырваться от столь радушного хозяина. К сожалению, в наше время подобное бывает очень редко. Теперь "демьяновой ухой" никто уже не угостит, сейчас такого "Демьяна" нужно поискать... конечно, не надо переходить грани разумного. Ближнему нужно помогать, но в то же время необходимо понимать, что человек свободен и мы обязаны предоставить каждому свободу. Это не значит, что в монастыре надо тихо свергнуть послушание и установить всеобщее равенство. Но мы не можем человеку что-то навязать, если он не принимает этого сам во внутренней своей жизни. Но пока есть надежда, что человек исправится, мы можем терпеть, как бы дать ему свободу некоторого произвола. Однако если он не хочет исправляться, то, поскольку мы, к сожалению, не имеем возможности ради его собственной пользы, ради его спасения эту свободу нарушить, мы должны, как говорится, предоставить ему уже полную свободу, то есть - исключить из монастыря, дав ему право самому решать свою судьбу и устраивать свое спасение так, как он считает нужным. И совсем не обязательно думать, что человек этот погибнет, но, может быть, такое о нем решение послужит кому-то уроком и другие люди будут вести себя иначе, спасти человека против его собственной воли, к сожалению, нельзя. Если бы это было возможно, то, наверное, некоторые люди, и я в том числе, загоняли бы в Царствие Небесное палкой. Но на самом деле ничто не в силах заставить человека внутренне перемениться. На него могут влиять внешние обстоятельства: поработить, в каком-то отношении сломить, - но внутренне человек все равно остается свободным. даже когда он принял какие-то убеждения или что-либо исполняет из страха, а собственного произволения и согласия у него на это нет, то такая покорность не принесет ему пользы и не даст спасения. спасти человека способно только самопонуждение.

В этом, между прочим, отличие христианства от магометанства, в котором считается, что даже если человек принял определенное убеждение - религию Магомета под угрозой насилия, то, значит, он уже и спасается. У нас не так. Бывали, конечно, попытки насильного обращения в христианство, но само учение христианской Церкви - оно не таково. Должно быть внутреннее согласие, должно быть сознательное послушание воле Божией. Поэтому, когда мы на человека нажимаем, давим на него, пытаемся склонить его к тому, что нам кажется для него спасительным, то это в действительности для него может оказаться излишним. В этом отношении нужно быть очень осторожным.

Вопрос. Как отличить привитую тебе еще с детства вежливость от чувства любви? Как узнать, по какой причине я уступаю сестре: из любви или из вежливости?

Ответ. Мне кажется, что, в конце концов, вежливость - это не так уж и плохо. по крайней мере, лучше грубости, когда у человека нет ни вежливости, ни любви, а только грубость и раздражительность. пусть лучше у него будет раздражительность, прикрытая вежливостью, ведь тогда он не покажет своей страсти - это все же лучше, чем неприкрытая злоба. Поэтому очень бояться вежливости не нужно. Единственное, мы должны понимать, что вежливость - это не какая-то добродетель и это не то, к чему нужно стремиться; вежливость сама по себе может быть пустой, и какое-либо вежливое слово: "здравствуйте", "пожалуйста" - не избавляет от необходимости испытывать к другому человеку подлинное чувство. Поэтому когда мы формально ближнего приветствуем, а в душе у нас холодно, тогда это на самом деле лишь внешняя вежливость. когда же мы действительно испытываем любовь к ближнему, имеем некое доброе чувство, тогда мы можем обойтись и без каких-либо вежливых слов. Тогда, возможно, найдутся другие добрые слова, специально не предназначенные для таких случаев. Впрочем, те же самые слова вежливости, допустим, приветствие - "здравствуйте" или прощание - "до свидания", могут быть сказаны холодно, а могут - с чувством расположения, и тогда это уже не сухая вежливость, здесь уже есть любовь. По внутреннему чувству и нужно определять, вежливость это или начинающаяся любовь к ближнему.

Вопрос. Запись помыслов - это трезвение?