Кириллов промолчал. Липутин поместился между тем в сторонке, под портретом архиерея. Давешняя отчаянная мысль всё более и более овладевала его умом. Кириллов почти не замечал его. Липутин знал теорию Кириллова еще прежде и смеялся над ним всегда; но теперь молчал и мрачно глядел вокруг себя.

- А я бы не прочь и чаю, - подвинулся Петр Степанович, - сейчас ел бифштекс и так и рассчитывал у вас чай застать.

- Пейте, пожалуй.

- Прежде вы сами потчевали, - кисловато заметил Петр Степанович.

- Это всё равно. Пусть и Липутин пьет.

- Нет-с, я... не могу.

- Не хочу или не могу? - быстро обернулся Петр Степанович.

- Я у них не стану-с, - с выражением отказался Липутин. Петр Степанович нахмурил брови.

- Пахнет мистицизмом; черт вас знает, что вы все за люди!

Никто ему не ответил; молчали целую минуту.

- Но я знаю одно, - резко прибавил он вдруг, - что никакие предрассудки не остановят каждого из нас исполнить свою обязанность.

- Ставрогин уехал? - спросил Кириллов.

- Уехал.

- Это он хорошо сделал.

Петр Степанович сверкнул было глазами, но придержался.

- Мне всё равно, как вы думаете, лишь бы каждый сдержал свое слово.

- Я сдержу свое слово.

- Впрочем, я и всегда был уверен, что вы исполните ваш долг, как независимый и прогрессивный человек.

- А вы смешны.

- Это пусть, я очень рад рассмешить. Я всегда рад, если могу угодить.

- Вам очень хочется, чтоб я застрелил себя, и боитесь, если вдруг нет?

- То есть, видите ли, вы сами соединили ваш план с нашими действиями. Рассчитывая на ваш план, мы уже кое-что предприняли, так что вы уж никак не могли бы отказаться, потому что нас подвели.

- Права никакого.

- Понимаю, понимаю, ваша полная воля, а мы ничто, но только чтоб эта полная ваша воля совершилась.

- И я должен буду взять на себя все ваши мерзости?

- Послушайте, Кириллов, вы не трусите ли? Если хотите отказаться, объявите сейчас же.

- Я не трушу.

- Я потому, что вы очень уж много спрашиваете.