- Нет, я подальше, я в Р... Часов восемь в вагоне прожить предстоит. В Петербург? - засмеялся молодой человек.

- Почему вы предположили, что я так-таки в Петербург? - еще открытее засмеялся и Петр Степанович.

Молодой человек погрозил ему тактированным пальчиком.

- Ну да, вы угадали, - таинственно зашептал ему Петр Степанович, - я с письмами Юлии Михайловны и должен там обегать трех-четырех знаете каких лиц, черт бы их драл, откровенно говоря. Чертова должность!

- Да чего, скажите, она так струсила? - зашептал и молодой человек. - Она даже меня вчера к себе не пустила, по-моему, ей за мужа бояться нечего; напротив, он так приглядно упал на пожаре, так сказать, жертвуя даже жизнью.

- Ну вот подите, - рассмеялся Петр Степанович, - она, видите, боится, что отсюда уже написали... то есть некоторые господа... Одним словом, тут, главное, Ставрогин; то есть князь К... Эх, тут целая история; я пожалуй, вам дорогой кое-что сообщу - сколько, впрочем, рыцарство позволит... Это мой родственник, прапорщик Эркель, из уезда.

Молодой человек, косивший глаза на Эркеля, притронулся к шляпе; Эркель отдал поклон.

- А знаете, Верховенский, восемь часов в вагоне - ужасный жребий. Тут уезжает с нами в первом классе Берестов, пресмешной один полковник, сосед по имению; женат на Гариной (ne de Garine),1 и, знаете, он из порядочных. Даже с идеями. Пробыл здесь всего двое суток. Отчаянный охотник до ералаша; не затеять ли, а? Четвертого я уже наглядел - Припухлов, наш т - ский купец с бородой, миллионщик, то есть настоящий миллионщик, это я вам говорю... Я вас познакомлю, преинтересный мешок с добром, хохотать будем.

- В ералаш я с превеликим и ужасно люблю в вагоне, но я во втором классе.

- Э, полноте, ни за что! Садитесь с нами. Я сейчас велю вас перенести в первый класс. Обер-кондуктор меня слушается. Что у вас, сак? Плед?

- Чудесно, пойдемте!

Петр Степанович захватил свой сак, плед, книгу и тотчас же с величайшею готовностью перебрался в первый класс. Эркель помогал. Ударил третий звонок.

- Ну, Эркель, - торопливо и с занятым видом протянул в последний раз руку уже из окна вагона Петр Степанович, - я ведь вот сажусь с ними играть.

- Но зачем же объяснять мне, Петр Степанович, я ведь пойму, я всё пойму, Петр Степанович!

- Ну, так до приятнейшего, - отвернулся вдруг тот на оклик молодого человека, который позвал его знакомиться с партнерами. И Эркель уже более не видал своего Петра Степановича!

Он воротился домой весьма грустный. Не то чтоб он боялся того, что Петр Степанович так вдруг их покинул, но... но он так скоро от него отвернулся, когда позвал его этот молодой франт, и... он ведь мог бы ему сказать что-нибудь другое, а не "до приятнейшего", или... или хоть покрепче руку пожать.

Последнее-то и было главное. Что-то другое начинало царапать его бедненькое сердце, чего он и сам еще не понимал, что-то связанное со вчерашним вечером.

1

урожденной Гариной

Глава седьмая

Последнее странстование Степана Трофимовича