- Я это предчувствовал, - сказал он. - Стало быть, я показался вам очень комическим лицом по прочтении моего "документа", несмотря на всю трагедию? Не беспокойтесь, не конфузьтесь... я ведь и сам предчувствовал.

- Ужас будет повсеместный и, конечно, более фальшивый, чем искренний. Люди боязливы лишь перед тем, что прямо угрожает личным их интересам. Я не про чистые души говорю: те ужаснутся и себя обвинят, но они незаметны будут. Смех же будет всеобщий.

- И прибавьте замечание мыслителя, что в чужой беде всегда есть нечто нам приятное.

- Справедливая мысль.

- Однако же вы... вы-то сами... Я удивляюсь, как дурно вы думаете про людей, как гадливо, - с некоторым видом озлобления произнес Ставрогин.

- А верите, я более по себе судя сказал, чем про людей! - воскликнул Тихон.

- В самом деле? да неужто же есть в душе вашей хоть что-нибудь, что вас здесь веселит в моей беде?

- Кто знает, может, и есть. О, может, и есть!

- Довольно. Укажите же, чем именно я смешон в моей рукописи? Я знаю чем, но я хочу, чтоб указали вы вашим пальцем. И скажите поциничнее, скажите именно со всею тою искренностью, к которой вы способны. И еще повторю вам, что вы ужасный чудак.

- Даже в форме самого великого покаяния сего заключается уже нечто смешное. О, не верьте тому, что не победите! - воскликнул он вдруг почти в восторге, - даже сия форма победит (указал он на листки), если только искренно примете заушение и заплевание. Всегда кончалось тем, что наипозорнейший крест становился великою славой и великою силой, если искренно было смирение подвига. Даже, может, при жизни вашей уже будете утешены!..

- Итак, вы в одной форме, в слоге, находите смешное? - настаивал Ставрогин.

- И в сущности. Некрасивость убьет, - прошептал Тихон, опуская глаза.

- Что-с? некрасивость? чего некрасивость?

- Преступления. Есть преступления поистине некрасивые. В преступлениях, каковы бы они ни были, чем более крови, чем более ужаса, тем они внушительнее, так сказать, картиннее; но есть преступления стыдные, позорные, мимо всякого ужаса, так сказать, даже слишком уж не изящные...

Тихон не договорил.

- То есть, - подхватил в волнении Ставрогин, - вы находите весьма смешною фигуру мою, когда я целовал ногу грязной девчонки... и всё, что я говорил о моем темпераменте и... ну и всё прочее... понимаю. Я вас очень понимаю. И вы именно потому отчаиваетесь за меня, что некрасиво, гадливо, нет, не то что гадливо, а стыдно, смешно, и вы думаете, что этого-то я всего скорее не перенесу?

Тихон молчал.

- Да, вы знаете людей, то есть знаете, что я, именно я, не перенесу... Понимаю, почему вы спросили про барышню из Швейцарии, здесь ли она?

- Не приготовлены, не закалены, - робко прошептал Тихон, опустив глаза.

- Слушайте, отец Тихон: я хочу простить сам себе, и вот моя главная цель, вся моя цель! - сказал вдруг Ставрогин с мрачным восторгом в глазах. - Я знаю, что только тогда исчезнет видение. Вот почему я и ищу страдания безмерного, сам ищу его. Не пугайте же меня.

- Если веруете, что можете простить сами себе и сего прощения себе в сем мире достигнуть, то вы во всё веруете! - восторженно воскликнул Тихон. - Как же сказали вы, что в бога не веруете?