тем, что искали вшей друг у друга в волосах. К счастью, я недолго оставалась в этой камере, и благодаря женщиневрачу и арестованной баронессе Розен меня перевели в другую, где было получше. В 8 часов утра приходила старушканадзирательница, на вид сердитая-пресердитая; она раздавала

по чайной ложке сахар, и под ее наблюдением обносили обед, но в коридорах сиделки обыкновенно съедали полпорции.

Рядом с больницей помешалась советская пекарня; надзирательницы и сиделки ходили туда, кто получал, а кто просто

крал хлеб. Кроме баронессы Розен и хорошенькой госпожи

Сенани, у нас в палате были две беременные женщины:

Варя-налетчица и Стеша из «гуляющих». Сенани была тоже

беременна на седьмом месяце и четыре месяца в тюрьме;

потом еще какая-то женщина, которая убила и сварила своего мужа. Трудно было привыкнуть к вечной ругани, часто

доходившей до драки, — и все больше из-за еды. Меняли

все, что было: рубашки, кольца и т.д. на хлеб, и крали все, что могли, друг у друга. По ночам душили друг друга подушками, и на крик прибегали надзирательницы. С кем только

не встретишься в тюрьме! Были женщины, забытые там всеми, которые скорее походили на животных, чем на людей, покрытые паразитами, отупевшие от нищеты и несчастий, из которых тюремная жизнь создала неисправимых преступников. Но ко всем им, ворам, проституткам и убийцам, начальство относилось менее строго, чем к «политическим», каковой была я, и во время «амнистии» их выпускали

Освобождение 255

целыми партиями. Была раньше в Выборгской тюрьме церковь, которую закрыли и во время большевистского

праздника в ней устроили бал и кинематограф. Священник тайно приходил причастить меня.

Были между надзирательницами и такие, которые, рискуя жизнью, носили письма моей матери и отдавали

свой хлеб. Дни шли за днями; однообразие, какое бывает

только в тюрьмах. Иногда меня выводили на двор перед

больницей, сперва в общей гурьбе с «заразными» девчонками, больными ужасной болезнью, которые с папиросами

в зубах и руганью крали все по дороге, что только могли, за что их били по рукам, но впоследствии, так как я была

«политическая», гулять с другими мне не разрешали.

В верхний этаж перевели больных заключенных мужчин из Петропавловской крепости. Так как все тюрьмы