- Отец Антипа, я не могу так больше жить. Я - удавлюсь.

- Что ты, что ты, милый, перекрестись и больше не думай об этом. Великий грех это. Эти мучения здесь временные. Рано или поздно отпустят нас на волю. Ну а как руки на себя наложишь, так мучения тебе будут вечные, и не такие, а страшные, адские. Здесь не сладко, но, слава Богу, пока еще не в аду. Вот принесли перловую кашу. Сейчас, благословясь, и покушаем.

- А я, отец Антипа, в армию не хотел из-за перловой каши, так она меня здесь настигла. А что у вас, в монастыре, наверное, тоска зеленая, скучища, поди и выпить не дают?

- Оно, конечно, Игорек, насчет веселия у нас туго. У нас другое веселие - духовное. Ну а винцо иногда, когда по Уставу положено, дают. Специально чарка мерная есть, в нее три пальца должны входить. Вот когда в месяцеслове кой день написано: разрешение вина и елея, тогда отец эконом и наливал нам мерной чаркой во славу Божию.

Да и не это у нас главное. Там у нас особая жизнь. Она и земная, и неземная. Там отношение к жизни совсем противоположное. Конечно, и там живут не святые, а такие же грешные и слабые люди, и там их одолевают страсти и житейские заботы, но все это идет по-другому. Там у нас завсегда чувствуют себя живущими перед лицом Божиим, в ожидании перехода от этой грешной земной жизни, которая есть временная, к вечной жизни и будущего суда Божиего, и, конечно, воздаяния за добро или зло, что ты здесь натворил на земле. Вот этим чувством и пропитана вся наша монастырская жизнь, и оно-то и придает этой жизни чистый и святой смысл всегдашнего предстояния перед лицом Божиим.

Ну что, ты понял меня али нет? Вы это чувство в миру совсем утратили, и поэтому часто в жизни сей грешите, тоскуете и беситесь.

Я простой монах, неученый, да еще, к тому же, туповатый, и наш архимандрит, отец Арефа, всегда мне говорил, что по грехам Моим Господь не дал мне настоящего понятия: Ты, отец Антипа, тупой, - говорит, - как сибирский валенок. Конечно, я грешник великий, во время войны своей пушкой щелкал немецкие танки и не один десяток их сжег, много душ погубил. И хотя они и враги были, но все же Божию заповедь не убий - нарушил. Поэтому завсегда молю Господа, чтобы Он простил меня, окаянного, и чтобы не повесил эту пушку мне на шею и не бросил в огненное озеро, где плач и вой, и скрежет зубовный.

И старый монах залился слезами, крестясь и всхлипывая.

Игорь теперь с интересом наблюдал за старцем Антипой. Прежде всего, его удивляла в нем кротость, незлобие и постоянный, дотоле неведомый ему самому покаянный настрой. Он запоминал и перенимал его монастырские повадки. Он сумел почувствовать и понять незаметное для постороннего взгляда постоянное общение старца с Богом, как бы отверзение такого особого прохода для отца Антипы с земли на небеса. Все в нем было необычно, даже как он вкушал пищу, закрывшись от всех по-монашески полотенцем, как одевался, крестя рубашку, халат, каждый ботинок в отдельности.

Хорошо было около него: тепло, утешно и спокойно.

И страх совершенно оставил Игоря, и душа его успокоилась, и думалось, что теперь все будет хорошо.

Наконец наступил блаженный день, когда Игоря выписали из психбольницы с диагнозом вялотекущая шизофрения, а отцы-командиры я медицинские полковники сделали в его военном билете такую запись, которая начисто перечеркнула все его планы на будущую жизнь и опустила его на самую низшую ступеньку социальной лестницы, превратив его в получеловека и изгоя. Теперь в университете, во всех институтах, при приеме на работу вход для него оказался закрыт. Сокрыв военный билет, он сумел и только, что окончить курсы кочегаров и устроиться в котельную при бане.

Пришлось заниматься самообразованием. И это пошло довольно успешно. Голова была хорошая, несмотря на заросшее гуменцо. Ему легко давались языки: и новые, и древние. Очень полюбил он ходить в церковь и скоро назубок усвоил все службы недельного и годового круга.

Однажды ему позвонили из психбольницы и сказали, что выписывается отец Антипа. Игорь поехал его встречать. Привез на такси к себе домой. Старик плакал от радости. В квартире он окрестил все стены и даже жирного холощеного кота Котофея. Затем в охотку покушал гороховый суп, выпил чарочку водки, залег спать и проспал целые сутки. Когда проснулся, просил Игоря взять ему билет на автобус до Печор, где в Успенском монастыре настоятельствовал его фронтовой друг, архимандрит Алипий. Перед отъездом, покопавшись в холщовой торбе, отец Антипа достал серебряный крест-мощевик и медный литой складень деисусного чина. Поцеловав Игоря, он благословил его этими дарами, сказав, чтобы никогда больше не унывал и всегда уповал на Спасителя нашего и на Пресвятую Богородицу. Игорь проводил его на автостанцию, и старец уехал на Псковщину. Больше с ним Игорь никогда не встречался.