"Христианин, привязанный к вещественному, — пишет преподобный Ефрем Сирин, — подобен ястребу, летящему с ремнями на ногах; где ни сядет он, тотчас запутается. А не привязанный к вещественному, то же, что путник, всегда готовый в дорогу".

Страсть эта, дошедшая до скупости, положительно ненасытима: сколько бы человек ни приобрел, ему все кажется мало, и забота о земном, о материальном, о наживе постоянно отвлекает его мысль от неба и от Бога. Маммона, быть может, самый низкий и грубый кумир, перед которым преклоняются люди: он стоит постоянной стеной между человеком и Богом, не допускает дел милосердия и любви к ближнему, вытравливает из души все высшие, благородные чувства, делая ее грубой и бесчеловечной. Нет, кажется, в мире того преступления, которое не было бы совершено ради страсти к богатству.

Об этом кумире Господь прямо говорит: Не можете слу жить Богу и маммоне (Мф. VI, 24), и страшная правда этих слов оправдалась на одном из близких учеников Его, Иуде, предавшем своего Учителя за тридцать сребреников.

В жизнеописании блаженного Андрея, Христа ради юродивого, жившего в X веке в Константинополе, есть следующий рассказ.

Придя однажды на рынок, святой Андрей встретил одного инока, которого все восхваляли за добродетельную жизнь. Правда, он подвизался, как подобает инокам, но был склонен к сребролюбию. Многие из жителей города, исповедуя ему свои грехи, давали ему золото для раздачи нищим. Он никому не давал, а все клал в сумку и радовался, видя, как увеличивается его богатство. И вот блаженный Андрей увидел прозорливыми очами, что вокруг сребролюбца в воздухе написано темными письменами: "Корень всякому беззаконию — змей сребролюбия".

Оглянувшись назад, святой заметил двух спорящих между собою юношей — один из них был черен и имел темные очи. Другой — Божий ангел был белый, как свет небесный.

Черный говорил:

— Инок — мой, так как он исполняет мою волю. Он немилосерден и не имеет части с Богом, работает на меня, как идолослужитель.

— Нет, он мой, — возражал ангел, — ибо постится и молится, и притом он кроток и смирен.

Так они препирались, и не было между ними согласия. И был с неба голос к светоносному ангелу:

— Нет тебе части в том чернеце, оставь его, потому что он не Богу, а маммоне работает.

После сего отступил от него ангел Господень, и дух тьмы получил власть над ним. Встретив после на улице инока того, святой взял его за правую руку и сказал:

— Раб Божий, без раздражения выслушай меня, раба твоего, и милостиво прими убогие слова мои. Я более не могу переносить, чтобы ты, будучи сперва другом Божиим, стал теперь слугою и другом диавола. Ты был солнцем, но зашел в темную и бедственную ночь. В то время, как другие умирают от голода, холода и жажды, ты веселишься, взирая на обилие злата. Умоляю тебя: раздай имение нищим, сиротам. Постарайся же, дабы тебе вновь быть другом Божиим.

Третий порок, который Господь отмечает в книжниках, это — лицемерие. Лицемерие редко встречается в чистом виде. Лицемерить только для того, чтобы быть лицемером, не имеет смысла. Обыкновенно лицемерие является лишь маской, чтобы прикрыть какой-нибудь внутренний порок, с которым оно чаще всего и связывается. У книжников и фарисеев оно прикрывало их тщеславие и корыстолюбие. Усердно и долго молясь напоказ людям, они, конечно, думали не о том, чтобы угодить Богу, а о том, чтобы люди считали их праведными и благочестивыми. Таким образом, эта маска внешней набожности надевалась с определенной целью обмануть других. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, — обличает их Спаситель, — что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония(Мф. XXIII, 27–28).